Воевода тяжело слез с коня сам, подошел грузный иучастливый:

– Ты все-таки его одолел...

Я с трудом разлепил запекшиеся губы:

– Это не я...

– Не ты?

– Ребята... Их жертвы не были напрасны...

Воевода повернулся, за его спиной уже возникла целая толпа вжелезе, слушала почтительно, сказал громко и поучающе:

– Видите? Разве настоящий полководец говорит о своихзаслугах? Все о своих воинах, все о вас, тупорылых... За такую заботу дажезеленомордые встали под его знамя!

Один из воинов, глядя то на меня, то на чудовище, сказалдрожащим от восторга голосом:

– Зелено... зеленомордые? И куда же он их водил?

Воевода поперхнулся готовой речью, поглядел по сторонаморлом, гаркнул зычно:

– Ты как стоишь? И пузо распустил как беременныйгусь!.. Это не так важно, куда водил. Важно – за чем. Вот спроси меня, зачем?Ну спроси, спроси!.. Так вот, отвечаю: себе добыть чести, а князю – славы. Тызнаешь, сколько он городов и сел пожег, людей убил, женщин обесчестил, нивпотоптал, виноградников и садов вырубил, кур потоптал?.. Да у тебя волос навсем теле не хватит!.. И вот такой великий воитель – с нами! Ура.

Земля дрогнула трижды, воздух колыхался и сжимался упругимиволнами. Они стояли ровными рядами, смотрели преданными глазами, хоть сейчасготовы идти следом и жечь города и веси людей, орков и всяких там гномов, абесчестить так и вовсе без разницы, а я перевел взгляд на каменную стену, вдолькоторой осторожно возвращались пестрые и красивые. В окружении остатков стражи,что закрывали их щитами даже сверху, ехали принцесса и герцог, я едва узнал ихпо рыжей лошадке и белому жеребцу.

Воевода приветственно помахал им издали:

– Все в порядке. Чудовище повержено. Я ж говорил,нашему герою надо было сразу самому... Кто, окромя него, справился так бы легкои просто?

Я с содроганием оглянулся на зеленую глыбу, что заслонялаполовину неба. Из широкой пасти выползала клейкая слюна, похожая на выползающуюиз вулкана лаву. Трещина на черепе зияла кривая, с зазубринами. На ударблагородного меча непохоже, но воевода наверняка объявит, что я побрезговалбить поганую жабу благородным мечом, а шарахнул рукоятью. А то и лбом.

Принцесса, бледная и с кругами под глазами, посмотрела наменя исподлобья, плечи ее зябко передернулись. Мне на миг почудилось, что ейхотелось бы моего поражения. Не гибели, нет, а именно поражения. Хоть в чем-то.

Не говоря ни слова, отвернулась. Не к герцогу, а в сторонувоеводы, который тут же отечески обнял и погладил по голове. По лицу герцогапошли зеленые пятна.

Воевода проговорил ласково:

– Потерпи, моя ласточка... Мы уже совсем были рядом! Аэтот проклятый зверь отогнал нас на... уж не знаю, на сколько верст и сколькосуток. Мчались мы быстро, надо признать...

Она всхлипнула, зарылась лицом в его широкую грудь. На лицестарого воина было такое сочувствие, что даже пики усов вроде бы чутьопустились медленно и печально.

Он посмотрел на солнце:

– Хотя, если отыщем в этой стене проход...

Не проехали и полуверсты, как впереди в темной стенепоказалась трещина. Когда наши кони приблизились, из щели под ноги приглашающелегла ровная утоптанная дорога шириной в три копья. По бокам такие же четныеотвесные стены, а далеко впереди проход заканчивался широким зеленым простором.

Мы с воеводой вырвались вперед, впереди было голубое небо изеленая трава, только две черные стены ощутимо давили с обеих сторон. Я на ходузадирал голову, но края настолько высоко, что не увидеть, если ли тамнаблюдающие за нами люди.

– Никто не нападет? – спросил я с тревогой. –Место уж больно поганое.

– Не должны, – сказал воевода. – Не должны.

– Почему?

– А грабить-то как?

Он посмотрел победно, усы хвастливо встопорщились еще круче.

– А что, – пробормотал я, немного сбитый с толку, –обязательно грабить?

Воевода поперхнулся, конь под ним дернулся, притер менябоком к каменной стене. По сапогу чиркнуло острым, словно вилкой.

– А как же иначе?

– Можно иначе, – сказал я невесело, – еще какможно...

Перед глазами встала улица с оборванными трубками втелефонных будках, разбитыми стеклами в павильонах, изрезанными сидениями втроллейбусах, матерными словами на стенах домов и заборах...

Воевода посмотрел с глубоким уважением:

– Где ты только не бывал! Я думал, дурак дураком,варвар неотесанный, а ты и в цивилизациях потерся... Небось, немало награбил?

– При чем тут цивилизации? – спросил я, игнорируявопрос, сколько награбил.

– А как же? Только в цивилизациях можно делать гадости одиндругому без выгоды. Просто так! Дикари до такого не додумаются!.. А здесь мирпрост. Здесь никто камень просто так не кинет. Да и вообще...

– Что «вообще»?

– Не должны, – успокоил он, но как-тонеуверенно. – Это уж будет совсем перебор! Нельзя ж так...

– Что нельзя?

– Передышку какую-то да надо! – объяснил онустало. – А то все эти погони, бегство, рубка да схватки осточертеют, еслиничо окромя них не будет.

Я невольно оглянулся. Далеко позади тащился поредевшийотряд, принцесса и герцог, как всегда, во главе, если нас не считать, Самосамой прикинулось, как она будет под плащом, ночью, озябшая и дрожащая, какбудет совать мне подмышки холодные ладошки с мерзкими как у лягушки пальцами, ато и взбираться как озябший котенок на мою огромную широкую грудь, где мощнобьется горячее сердце.

– Смотря кто за всем этим стоит, – ответил явздыхая, – если дурак или неумеха... или же не простой, а ищущий... чертбы побрал таких...

Воевода вздрогнул, побледнел, осмотрелся по сторонам стревогой:

– Да, тогда можно ожидать всего...

Я чувствовал как воздух в моей груди стоит запертый, какДантес в замке Иф. Плечи мои напряглись, мои мышцы уже чувствовали как острыекамни с огромной высоты ударят, разрывая кожу и плоть, ломая хрящи и кости.Даже просто сорвавшийся сверху камешек способен убить любого из нас...

Черные стены мучительно медленно двигались по обе стороны.Простор впереди ширился, я сжался в ком, когда поравнялся с краем вставшей надыбы плиты, По спине пробежали крупные мурашки.

Конь взыграл и прибавил шаг. Впереди, над зеленым ковромпорхают бабочки, блестят сухие крылья стрекоз. Воздух весь в ароматах свежегопрохладного сока, стоит только хватить крепкими зубами сочные стебли...