В конце 112 года, то есть весной 731-го[239], аль-Джунайд отправил арабские войска в несколько экспедиций, в частности в Тохаристан, когда его достиг крик о помощи от тамимита Савры ибн аль-Хурра из Самарканда, на который напал каган с иранской знатью, заключившей с каганом союз. Хотя у аль-Джунайда в распоряжении было недостаточно сил, он немедленно выступил в поход, переправился через Оке и дошел до самого Кеша. Оттуда на Самарканд вели две дороги. Он не пошел по той, что вела по степи, так как уже наступило лето и он опасался, что враг подожжет траву и кустарник, и выбрал другую дорогу, через горы. Однако в овраге недалеко от Самарканда он попал в засаду, и, если бы не Наср ибн Сайяр и не необычайная храбрость иранских рабов в арабском обозе, которые вырезали дубинки и ими пробили себе путь, он был бы стерт с лица земли. Но ему все еще грозила опасность. Чтобы выбраться из трудного положения, он призвал на помощь Савру из Самарканда. При этом Савра и арабский гарнизон погибли, но аль-Джунайд сумел спастись и вошел в Самарканд. Тогда каган отправился к Бухаре, где командовал сын Кутайбы, и осадил город. Аль-Джунайд выбрал наикратчайший путь, разгромил кагана его у Тавависа в месяце рамадане, вошел в Бухару в праздник Мехреган[240] и, довольный тем, что так успешно разобрался с Бухарой и Самаркандом, повернул назад до наступления зимы. Новые войска, посланные к нему Хишамом из Басры и Куфы, которые присоединились к нему по дороге в Саганиан, он направил в Самарканд. Ничего не сообщается о том, что он делал в 114 и 115 году, а в начале 116 года (весной 734) его сместили и заменили на Асима ибн Абдиллаха аль-Хилали. Конечно, он тоже был кайситом, как и сам аль-Джунайд, но при этом его противником, и именно поэтому его выбрали преемником аль-Джунайда, чтобы того изводить, поскольку Хишам очень гневался на аль-Джунайда из-за того, что тот женился на дочери архимятежника Язида ибн аль-Мухаллаба. К счастью, однако, аль-Джунайд умер от водянки, прежде чем Ас им прибыл в Мерв, и тот смог замучить только его родственников и ставленников.

Арабская власть в Маверранахре серьезно страдала из-за ее безответственных колебаний между снисходительностью и жестокостью. Умар II пытался слить иранских подданных с арабскими при помощи ислама, даровав равные политические права новообращенным мусульманам и освободив их от подушного налога, но при его преемниках эта мера, по-видимому, была сразу же отменена. Хотя это не говорится прямо, однако очевидно, что сразу после его смерти пришлось использовать силу против согдийцев, чтобы принудить их к выплате дани, которую они как мусульмане, по-видимому, отказывались платить, и что во избежание этого многие из них во главе со своими правителями переселились в другие места и обратились за защитой к тюркам. В то же время надо отметить, что, хотя приказы Умара были обязательны для всех, тем не менее, когда они были отменены, мусульмане-иранцы в Хорасане не взбунтовались. За долгие годы они привыкли к своему политическому подчинению и стали отождествляться с арабами благодаря общей принадлежности к исламу и фактически не могли даже пошевелить и пальцем, что также верно и для Самарканда и Бухары, где арабы занимали слишком прочное положение. Мятежники были скорее согдийцами, которые не жили в крупнейших городах, были покорены лишь поверхностно и совсем недавно и перешли в ислам только из-за материальных выгод, следуя примеру своих правителей. Нет никаких сомнений в том, что они легко отказывались от ислама, который еще не успел пустить глубокие корни в их среде. Однако неэффективность попыток Умара гораздо яснее следует из того факта, что Ашрас сделал ее повторно и затем все повторилось вновь. Абу Саида и те, кто разделял его идеи, вдохновлявшие Умара, были зачинщиками реформы при Ашрасе. И она снова сорвалась по финансовым причинам, которые, несомненно, и в первый раз решили исход дела. И опять из-за нее восстали иранцы не в Хорасане, а в Согдиане. При Ашрасе, по всей видимости, мавали, даже тем, кто жил в Хорасане, вообще не предлагали освобождения от подушного налога, только новообращенным в Согдиане. Однако восстание согдийцев в его время было гораздо более широким и грозным, нежели то, что произошло после смерти Умара II, особенно в силу того, что в страну вошли тюрки и встали во главе повстанцев. Арабы смогли сохранить свои позиции только в главных городах и нескольких других оплотах; движение в Самарканде удалось подавить без труда.

Третья попытка предоставить иранским мусульманам полные гражданские права в теократическом государстве исходила не сверху, а снизу, а именно от тамимита аль-Хариса ибн Сурайджа из Дабусии, с которым мы уже встречались как с доблестным воином. В прежние времена такого набожного революционера назвали бы хариджитом, но он не подписывался под теми крайностями, которые хариджиты клали в основу своего вероучения; кроме того, он не провозглашал себя халифом и не поддерживал чью-либо иную кандидатуру. Он проявил себя как мурджиит, его писец Джахм ибн Сафван был самым известным богословом этой секты, и он сам тоже принимал участие в обсуждениях и беседах об их принципах. На практике мурджиизм сводился к политике коллективизма. Спорные вопросы, особенно вечно неразрешимый вопрос о единственно верном имаме, они отложили в сторону и предоставили решать их Богу, и таким образом на первый план вышли те вопросы, по которым могли сойтись разные течения религиозной оппозиции. Это был протест против существующей тирании за теократию, против несправедливости и насилия за священную войну. В Хорасане наместники-кайситы лишили власть Омейядов всякого уважения в глазах и друзей и врагов, а их обращение с согдийцами, в частности, не только привело к возникновению серьезной внешней угрозы, но и оставило глубокое нравственное возмущение, распространившееся по непосредственно затронутым кругам. Именно в этот момент и появился аль-Харис. Он подстрекал мавали, утверждая, что освободит их от подушного налога и включит в число получающих военный пенсион, что принадлежит им по праву и что было им обещано, и под его черное знамя стекались дехкане и деревенский народ. Так он шел по стопам Абу Саиды, и в его рядах можно было встретить единомышленников Абу Саиды, тех, кто еще оставался жив, например Абу Фатиму аль-Ияди (из племени азд) и Бишра ибн Джурмуза ад-Дабби (из племени тамим). Вождями движения за равные права для принявших ислам иранцев в теократическом государстве снова оказались арабы, но, кроме того, многие арабы из тамимитов и аздитов приняли участие в восстании против правящей династии, и не только мурджииты. Аль-Харис принимал любую помощь, какую только мог получить.

Его исходным плацдармом стали «два похода». Сначала он развернул черное знамя в Маверранахре, это совершенно точно произошло в последние годы аль-Джунайда, о чем ничего не сообщается, и после прибытия Асима включил в свою область и Тохаристан. Из Нахуда через Фирьяб он отправился в Балх, с победным боем переправившись через Оке. Наместники Балха, Мерверруда и Герата не смогли устоять против него; весь Тохаристан оказался в его власти и даже сами арабы, в основном состоявшие из аздитов и бакритов. Джабгуйя, правитель тюрков в Верхнем Тохаристане, и глава Хутталя объединили силы с ним.