Но вместо этого Эля продолжала шагать рядом с холодным, чужим демоном, волею Богов ставшим ее путеводной нитью в жестоком мире межрасовой вражды…

Следующий за этим день был наполнен унылым, томительным ожиданием вестей. Не решаясь в одиночестве бродить по чужому, незнакомому дворцу, Эля загнанным в ловушку зверем металась по комнате, не находя себе места от неизвестности и от собственных полных тревоги за Эрана мыслей. Наконец, не выдержав мучительной уединенности, девушка тенью выскользнула в коридор и, мимолетно улыбнувшись двум угрюмым охранникам, решительно постучала в комнату Октариса.

– Танайя? – распахнув дверь и обреченно скривившись при виде тюремщиков, удивился ее визиту демон. – Чем обязан?

– Я больше не могла оставаться в комнате, извини, если помешала, – проходя в небольшую, но довольно уютную по местным меркам спальню, и плотно закрывая за собой дверь, ответила Эллия.

– Не помешала, – небрежно отмахнулся Октарис, – здесь все равно нечем заняться, так что твоя компания как раз кстати.

– Ожидание меня с ума сводит, – подходя к высокому стрельчатому окну и глядя вниз, на окруженный зубчатыми стенами внутренний двор, по которому деловито сновала дворцовая челядь, с досадой вздохнула девушка.

– Ты слишком взвинчена, Танайя, – с улыбкой покачал головой демон. – Если я чему и научился за прошедшие годы, так это терпению.

– Трудно оставаться спокойной, когда время течет мимо стремительным потоком, а ты остаешься на месте.

– Я просил тебя довериться мне, – укоризненно посмотрел на нее Октарис.

– Это трудно, – честно ответила Эллия, взглянув в спокойные, как стоячие воды ночного пруда, темные глаза.

– Тогда воспринимай мое желание помочь тебе как взаимную необходимость. Ты спасла мне жизнь, и я готов ответить тебе тем же. К тому же наши цели частично совпадают.

– Такие мотивы я могу понять, – подумав несколько мгновений, медленно кивнула Эля.

– Ну что ж, а сейчас, если не откажешься разделить скромную трапезу с одним старым немощным демоном, – Октарис весело подмигнул стоящей у окна девушке, – я постараюсь немного развлечь тебя и расскажу о тех временах, когда все расы Лидении жили в мире друг с другом.

Он предложил Эллии тонкую с прожилками выступающих вен руку и, подведя юную эльфийку к стоящему у второго окна овальному столику на изогнутых ножках, усадил ее на высокий стул. Опустившись напротив, Октарис снял с широкого блюда простую салфетку из серой, неотбеленной ткани, открывая взору горку рассыпчатой гречневой каши с тонкими ломтиками поджаренного мяса и золотистым луком, толстые ломти грубого хлеба и несколько бледных кусочков соленой рыбы. В глиняном кувшине, накрытом второй салфеткой, оказался еще теплый отвар горных трав.

– Для одного здесь слишком много. Да и отвык я в заточении от нормальной пищи, так что ешь, не стесняйся, – он подтолкнул к Эле деревянную, вырезанную из дубовой щепы ложку.

Вяло поковырявшись в тарелке, совсем не чувствуя аппетита, девушка отложила столовый прибор в сторону и, отпив несколько глоточков пахнущего медовым вереском напитка из налитой до краев оловянной кружки, откинулась на спинку стула:

– Я не голодна.

– Тогда слушай, – сдвинув вновь накрытую тарелку на край стола, Октарис вынул откуда-то странную, расчерченную на двухцветные клетки квадратную доску и принялся расставлять на ней вырезанные из белых и зеленых камней фигурки…

Непривычно мягкий, размеренный голос Повелителя медленно ткал тонкую, ажурную паутину истории, незаметно вплетая в нее воспоминания далекого, исчезнувшего в дымке прожитых лет детства, а иссохшие руки демона, ловко переставляя цветное воинство по зелено-белому полю, вели замысловатую игру, все глубже и глубже вовлекая девушку в незнакомое таинство. Незаметно, подчиняясь монотонному ритму рассказа и легкому постукиванию фигурок о деревянную поверхность, нетерпеливое беспокойство отступило куда-то назад, и Эля за всем этим не заметила, как морозный день сменился холодной, по-зимнему ясной ночью.

– …мне больно представить, что наследие, оставленное мне отцом, низвергнуто в прах, а труды многих поколений мудрых в правлении предков разрушены жадными руками моего кузена, – полный горечи голос Октариса затих, растворившись в окутавшем комнату полумраке. Неверный свет от нескольких толстых, зажженных невидимой рукой свечей бросал на изможденное лицо демона рваные тени, отчего прорезавшие его морщины казались девушке еще глубже, еще тревожнее.

– Я, наверное, пойду, – чувствуя, как в душе туго натягиваются готовые порваться от малейшего движения струны совершенно нового, незнакомого ощущения сопричастности к чужому страданию, девушка поспешно вскочила, едва не опрокинув близко придвинутый к столу деревянный стул.

Ей казалось, что еще чуть-чуть и она отбросит прочь недоверие, оставшись беззащитной перед этим властным и сильным, несмотря на истерзанное полувековым голодом тело, Повелителем, но допустить столь неразумного поступка Эллия не смела.

– Я чем-то тебя обидел? – заметно удивился столь поспешному бегству Октарис.

– Вовсе нет, просто я… устала, – демонстративно зевнув в ладошку, девушка отвела взгляд.

– Извини, – редко произносимое демоном слово далось ему с немалым трудом, – я не думал, что мой рассказ так сильно утомит тебя.

– Просто день сегодня был трудный, – ощутив мимолетный укол вины, Эля слегка покраснела, – спасибо, что помог сделать его немного лучше, – тепло улыбнувшись Повелителю, в глазах которого легко угадывалось невысказанное сомнение, девушка подошла к двери.

– Танайя, – остановил ее на пороге негромкий, отстраненно-холодный голос Октариса, моментально закрывшегося в привычную раковину равнодушия.

– Да? – оглянувшись на демона, Эля зябко поежилась под пронизывающим насквозь ледяным взглядом.

– Спокойной ночи, – по сжатым в тонкую бледную линию губам скользнула стылая улыбка.

– Спокойной ночи, – едва слышно сорвавшимся от волнения голосом произнесла девушка и выскользнула за дверь.

Бросившись в своей комнате на узкую, заваленную мягкими шкурами кровать, Эля неожиданно для себя заплакала, сжимая зубами край набитой травами подушки, чтобы не завыть в голос… а в соседней с ней спальне одинокий, потерянный демон долго стоял, глядя на закрывшуюся за гордой эльфийкой дверь, и до крови в истерзанных ладонях сжимал кулаки, пытаясь справиться с охватившим его гневом, неожиданно смешанным с горьким привкусом незаслуженной обиды.

Тревожный, наполненный рваными лоскутами событий, тяжелый сон неохотно отпускал Эллию из своих удушающих объятий, но полный любви и беспомощной растерянности голос настойчиво звал ее из зыбучих песков нереальности. Горячие губы, не оставляя без ласкового внимания ни одного сантиметра скованного мучительной дремой лица, скользили по липкой от пота коже быстрыми настойчивыми поцелуями. С трудом разлепив отказывающиеся повиноваться веки, Эля несколько раз сонно моргнула, прогоняя стоящие перед глазами безрадостные картины, и, кое-как сфокусировав взгляд на неясном, белесом пятне, выступающем из растекшегося по комнате мрака, неверяще уставилась на склоненного к ней эльфа.