Вот вам и наш “легкий испуг”. Миссис Гейрин и двое старшихдетей плакали, гладили Сета, целовали, словно никак не могли поверить, что онживой.

Сет проснулся, поулыбался им, но ничего связного сказать несмог, лишь что-то лепетал.

Мистер Гейрин, волоча ноги, отошел к маленькомуметаллическому сараю, где мы хранили взрывчатые вещества, и сел, прислонившиськ нему спиной.

Он положил руки на колени, а потом уткнулся в них лбом. Японимал, в каком он сейчас состоянии. Жена подошла к нему, спросила, все ли сним в порядке, он ответил, что да, ему надо только немножко отдохнуть иперевести дух.

Я добавил, что мне короткий отдых тоже не помешает, испросил миссис Гейрин, не сможет ли она отвести детей к вездеходу. Джеку,возможно, захочется показать младшему брату нашу Мисс Мо. Она рассмеялась, каксмеются, когда хотят показать, что не находят в шутке ничего забавного.

— Думаю, на сегодня нам достаточно приключений, мистерСаймс. Я надеюсь, вы поймете меня правильно. Сейчас я больше всего хочу уехатьотсюда.

Я ответил, что понимаю, а она, в свою очередь, сообразила,что мне надо переговорить с ее мужем наедине. Собственно, насчет отдыха я тожене солгал. Ноги у меня были как ватные. Я подошел к хранилищу и сел рядом смистером Гейрином.

— Если мы сообщим о случившемся, будут большие неприятности.И компании, и мне. Надеюсь, меня не уволят, но дело может дойти и до этого.

— Я никому не скажу ни слова. — Гейрин поднял голову,посмотрел мне в глаза. Он плакал, и вряд ли кто-нибудь стал бы его в этомупрекать. Любой отец заплакал бы, пережив такое потрясение.

У меня самого на глаза наворачивались слезы.

Даже потом, когда я вспоминал, как нежно Гейрин надевал наребенка сапожок, к горлу подкатывал комок.

— Я был бы вам очень признателен.

— Ерунда, — отмахнулся он.

— Не знаю, как мне вас благодарить. Даже не знаю, с чегоначать.

Тут я почувствовал закипающее во мне раздражение.

— Перестаньте. Мы оба заварили эту кашу, и слава Богу, чтовсе так хорошо закончилось.

Я помог Гейрину подняться, и мы вместе двинулись костальным. Уже миновав большую часть пути, он остановил меня, положив руку наплечо.

— Не следует туда никого пускать. Даже если инженеры укрепятштольню. Что-то там не так.

— Я знаю, — кивнул я. — Почувствовал на собственной шкуре.

В тот момент я думал об ухмылке, застывшей на лице мальчика,ухмылке, от которой много месяцев спустя у меня по спине пробегала дрожь. Ячуть не сказал, что его сын тоже почувствовал затаившееся в штольне зло. Но впоследний момент решил промолчать. Какой прок был бы от моих слов?

— Будь моя воля, я бы бросил в штольню заряд динамита, чтобызавалить ее до самого низа. Это могила. Пусть мертвые в ней и покоятся.

— Неплохая идея, — согласился я. И Господь, похоже, придерживалсятого же мнения, потому что две недели спустя взрыв таки прогремел. Насколькомне известно, безо всякой на то причины.

Гейрин рассмеялся и покачал головой.

— Мы сейчас уедем, и через два часа я не смогу поверить, чтовсе это произошло наяву.

Я ответил, что, может, это и к лучшему.

— Но одного я забыть не смогу, — продолжил он. — Как говорилсегодня Сет. Не просто произносил слова или даже фразы, которые могли понятьблизкие родственники. Он по-настоящему говорил. Такого мы еще не слышали.

— Мистер Гейрин помахал рукой жене и детям, которые ужезабрались в вездеход. — Если он смог заговорить один раз, значит, заговоритеще.

Я надеялся, что заговорит.

Мне бы этого хотелось.

Мальчик меня заинтересовал. Когда я отдал ему Касси, онулыбнулся и поцеловал меня в щеку. Нежно поцеловал, но я уловил на его кожезапах шахты.., запах костра, эдакую смесь запахов золы, кофе и мяса.

Мы распрощались с Китайской шахтой, и я отвез Гейринов ктрейлеру, где они оставили свой автомобиль. На нас, я отметил, никто особоговнимания не обратил, хотя мы проехали по Главной улице.

В жаркий воскресный день, ближе к вечеру, Безнадегапревращалась в город-призрак.

Я помню, как стоял у лесенки, ведущей в трейлер, и махал имрукой, когда они направлялись навстречу ужасной трагедии, поставившей точку вих путешествии: сестра Гейрина написала мне, что их расстреляли из проезжавшегомимо автомобиля.

Они все помахали мне в ответ… за исключением Сета. Что бы нитаилось в старой штольне, я думаю, нам повезло, что мы выбрались оттуда. Сет —единственный из всей семьи, переживший побоище в Сан-Хосе.

Раньше его назвали бы “заговоренным”.

Как я уже указывал, в Перу мне часто снились черепа,устилавшие пол штольни.

Я пытался разобраться, что же произошло в тот день, ноничего у меня не выходило, пока я не прочитал письмо Одри Уайлер, котороедождалось моего возвращения из Перу. Конверт Салли потеряла, но адресзапомнила; “В горнорудную компанию города Безнадеги”.

Прочитав письмо, я еще больше укрепился в мысли, что с Сетомчто-то случилось, пока он находился под землей, что-то такое, о чем лгать неследует, но я тем не менее солгал. А как мне было не солгать, если я понятия неимел, что могло с ним случиться? Но вот его улыбка… Вернее, ухмылка.

Мальчик был хороший, я радовался, что он не погиб вРэттлснейке (а мог погибнуть, мы все могли) или в Сан-Хосе, но. Улыбка эта немогла принадлежать этому мальчику. Хотелось бы пояснить это мое утверждение, нонечем.

И вот о чем еще я хочу сказать. Вы помните, я рассказывал,что Сет упоминал о “старой шахте”, но тогда я не связывал его слова со штольнейРэттлснейк, потому что о нашей находке не знали даже в городе, не говоря уже оприезжих из Огайо.

Так вот, я задумался над его словами, стоя у трейлера инаблюдая, как опускается пыль, поднятая колесами их автомобиля. Вспомнил я и отом, как малыш вбежал в трейлер и сразу бросился к аэрофотографиям Китайскойшахты на доске объявлений, словно бывал здесь тысячу раз.

Словно он знал. Тогда у меня возникла идея, от которой всепохолодело внутри.

Я вошел в трейлер, понимая, что есть только один способвновь обрести душевное равновесие.

Снимков было шесть. Сделали их весной по заказу компании.