– Ты молодец, – прошептал Тахир, в его голосе слышалось счастье, гордость… и знакомая мне тоска. Он собрал меня из мертвых осколков, возродил из холодной земли, не боясь… и не надеясь.

Тахир коснулся мягким поцелуем моего рта, снял маску, развязал веревки.

И ушел.

Я продолжала сидеть, не в силах пошевелиться. Обнимала себя руками, а по моим щекам струились слезы. Не понимала, что делать дальше.

– Девочка моя, плачь… – раздался голос Мэйли. Она укрыла мои плечи теплым пледом и нежно погладила по голове.

– Вот теперь все будет хорошо, – приговаривала она, – все будет хорошо…

Иначе быть не могло, и в тишине, наполненной моими сдерживаемыми рыданиями, зазвучала та самая песня про птичку, которую я так не любила.

Мэйли отвела меня в явно заранее приготовленную ванну на травах. Я позволила себя раздеть и с ее помощью уселась в горячую воду, полную пузырьков. Тело, распахнутое ощущениям, с благодарностью растворилось в живительном ласковом жаре.

Мэйли напевала и растирала меня щеткой с длинным ворсом. По телу поднималось невероятное пламя, выходящее наружу горючими слезами. И, кажется, я оплакивала не только недавние горести, но и все, что принесла с собой из прошлой жизни. А главное – собственную смерть, мысли о которой я столь старательно прятала на самом дне. А ведь страшно было, о, боги, как же страшно было умирать не умирая, сгорать не сгорая и плыть в темноте без надежды доплыть.

А теперь я отпускала свое прошлое. Целиком.

Я плавала в облаке пара, наполненном густым травяным запахом, и пила жгучий шоколад, сваренный руками Йоши. Знала это точно: не потому, что Мэйли сказала, а потому что от напитка веяло именно Йошиной любовью. Сейчас я не просто ощущала эмоции, переданные через кончики пальцев, а считывала хозяйку, щедро поделившуюся внутренним теплом.

А после лежала, ощущая себя слабой, переполненной удовольствием, свободной и испуганной. Что же теперь?

В ответ на мои мысли по телу прошлась пульсирующая волна силы, зазвучавшая так громко, что хотелось кричать от восторга.

***

Тахир сидел внизу у огромного камина. Еще секунда рядом с беззащитной и податливой Николь… и та бы оказалась в его постели. Вопреки всем клятвам и здравому смыслу.

Он сбежал, чтобы не забрать то, что защищать у Николь не было сил, и не разрушить то, что с таким трудом выстраивалось. Доверие.

До чего же потрясающе было наблюдать, как она, подчиняясь его желаниям, связанная и ослепленная, распускается навстречу ощущениям у камина в его комнате. Расцветает, открывается, словно нежный цветок после затяжной зимы. И в тот момент Тахир, переполненный нежностью, ощущал головокружительную связь с ее душой.

Непослушные мысли то переплетались, соединяясь в новые узоры, то рассыпались, теряя смысл. Необъяснимые желания, возбуждающе-странные, восхитительно нелепые, бродили во мне и пьянили так, что я, растерянная, распластанная, лежала в своей постели и даже не пыталась усмирить их лихорадочный танец. Цеплялась ладонями за простыни и наслаждалась восхитительным чувством, будто вся вселенная свысока смотрит на меня и нежно целует сквозь сумятицу моих мыслей прямо в чистый лоб. Бушующий поток необъяснимой силы покалывал в кончиках пальцев на руках и ногах, даря им восхитительное онемение.

Я никак не могла уснуть. Не после всего, что со мной произошло сегодня. И теперь словно боялась проснуться не такой, как раньше, проснуться новой, но не успеть прочувствовать разницу.

Поэтому, когда кто-то постучался и голосом Тахира проговорил: «Николь, это я», – сразу подскочила и распахнула дверь, будто только его и ждала.

Настороженный взгляд, хмурая складка между бровей. Он с минуту вглядывался в меня, будто искал что-то, а потом махнул головой в сторону лестницы и ушел, явно уверенный, что последую за ним.

Накинула шаль на плечи и побежала вдогонку.

Тахир привел меня в общий зал, где в темном углу жалась пожилая женщина с пугающе пустым лицом, перечерченным глубокими бороздами морщин. Рядом стояла Мэйли и крепко держала ее за узкие плечи, упреждая то ли побег, то ли падение в обморок.

Я не сразу увидела в руках женщины сверток.

Гостья при виде меня и Тахира заметно побледнела, а по ее щекам потекли горькие слезы. Дрожащими сухонькими ручками она развернула край свертка, и под теплыми слоями я увидела младенца. Крошечного, хрупкого, с прозрачной кожицей. Видимо, новорожденного. Женщина же, не сводя с меня темных от слез глаз, в напряженной тишине протянула мне сверток.

Я неуверенно оглянулась на Тахира, словно спрашивая: «Что она от меня хочет?»

– Просто подержи в руках, – уверенным голосом разбил он воцарившееся молчание и легонько толкнул меня в спину.

Я подошла вплотную к женщине с ребенком и как можно аккуратнее перехватила сверток, все еще не понимая, что от меня требуется. Из слоев пеленок выглядывало сморщенное лицо младенца.

Маленький, мой хорошенький, да ты же едва дышишь!

Не видя больше ничего вокруг, я села около камина, все еще излучающего тепло, и окончательно развернула малыша. Он даже звука не издал и глаз не открыл. Затаив дыхание, как можно бережнее подхватила младенца и прижала к груди.

Тахир тотчас укрыл пледом нас обоих и подставил мне под ноги скамейку, но я едва ли осознавала в тот момент происходящее вокруг. Все мое внимание сосредоточилось на маленькой искорке жизни внутри крошечного человечка. И сила, зудевшая до этого в пальцах, с радостью хлынула на зов хрупкого сердечка, обволакивая и согревая угасающую жизнь.

Я просто качала худенького и явно болезненного малыша в руках, гладила ладонью по голому животу, уговаривая не сдаваться, а он в ответ розовел прямо на глазах. Не могла удержаться от слез при виде настоящего чуда жизни. Кожица прозрачная, такой беззащитный, трогательный. Кто знает, сколько времени прошло, прежде чем малыш открыл глаза, шевельнулся, обхватил крошечными пальчиками мизинец моей ладони, лежащей у него на животе, зевнул и уснул. Хорошим, добрым сном.

А я сидела, приятно вымотанная, и мысленно разговаривала с младенцем:

«Твоя мама очень счастливая, слышишь? Ты не подводи ее. Дыши и набирайся сил. Просто живи…»

Держать его в руках было сродни подарку. «Не своих, так хоть чужих детей покачаю», – пришла вдруг неожиданная мысль.

– Где его мама? – прошептала я, осознав, что рядом прямо на полу сидит Тахир, прислонившись к креслу плечом. Под его ладонью дремал Бес. Ирдас вскинул голову, потер ладонью лоб и проговорил:

– В Наймихе оставили. Говорят, роды были сложные, но ничего страшного, ей отлежаться просто надо.

Он перевел взгляд на малыша:

– Как он?

Я невольно пожала плечами.