От ее слов я так и застыла с занесенным над куском рыбы ножом.

– И только в таком порядке, – продолжала рассказывать Мэйли, – нельзя брать меч, пока не научился ценить жизнь. Неправильной будет любовь к другому, если не научился любить себя.

Я слушала ее и заново переосмысливала свою недолгую жизнь в этом мире.

Какой же непередаваемый восторг – быть своей на простом искреннем празднике! Танцы, после которых гудели ноги, песни, от которых расцветала душа. Мне казалось, что радость, исходящая из моего сердца, искрила в воздухе вместе с чистой любовью ко всему миру, что умел обнимать.

Я рассмеялась. Тахир, сидевший рядом и щелкающий пальцами в такт музыке, удивленно взглянул на меня.

– Ты чего?

– Мне Рималь рассказывал, что когда-то был культ, где после службы раздавали булочки. Так вот же оно!

– Ну да, – усмехнулся в ответ Тахир.

Я сидела и смотрела на свои руки. Обычные, с мозолями. Мизинец левой руки был слегка кривоват, ногти неровно обрезаны, на запястьях виднелись следы царапин после игр с Бесом. Тахир прав, в моих руках не магия исцеления, а магия любви и надежды. Тепло, идущее из моих рук, могло дать людям ту каплю силы, которой порой не хватало для последней битвы за собственную жизнь.

В моих руках – утерянный культ, а я умею лишь готовить…

– Но у меня нет знаний!

– Ты уверена?

Я снова посмотрела на руки, безучастно ломающие лепешку, и пожала плечами. Сама уже не понимала, что знаю.

После праздника во мне бурлила сила и требовала выхода, я металась по своей комнате под укоризненным взглядом Беса и не знала, куда себя деть. Печь не хотелось совершенно.

«– Но у меня нет знаний!

– Ты уверена?»

Слова свербили меня изнутри, гоняя из одного угла комнаты в другой. На меня набрасывались странные образы, нелепые желания. И вдруг я поняла, что единственный выход – отпустить себя.

***

Николь пришла к нему ночью. Она в своей белой сорочке, доходящей до колен, словно светилась от сияния свечей, пронизывающего ее фигуру.

Тахир, проснувшийся, едва ручка двери начала поворачиваться, встретил ее на ногах.

Закусив губу и лихорадочно сверкая глазами, Николь толкнула его в грудь, словно приказывая лечь. Он подчинился ей, не веря в происходящее. Если это и сон, то слишком жестокий в своей реальности.

В ее руках были шелковые ленты.

– Николь?

– Тшш.

Едва Тахир хотел возразить, Николь прижала к его губам пальцы и тихо прошептала:

– Твоя очередь мне довериться.

Он стоял перед ней, тяжело дыша. Николь, его мечта, пришла к нему, сверкая своими прелестями под тонкой и явно лишней сорочкой. Одно движение – и она окажется под его телом. Один вздох – и он войдет в нее… лишая их обоих будущего.

Тахир был готов наорать на нее, выгнать или связать саму же этими дьявольскими лентами. Но вместо этого он лег и позволил ей творить свое странное колдовство. Невероятным усилием сдержал рвущегося зверя изнутри и разрешил закрепить свои руки на изголовье кровати. Доверие давалось ему с трудом.

От ее невесомых касаний злое возбуждение стянулось к низу живота, причиняя боль. Но Николь лишь улыбнулась, глянув на его оттопыренные пижамные штаны. Она уселась ему на живот и сжала бока округлыми коленями. Хрупкая, в облаке непослушных волос, сияющих в лунном свете, она начала поглаживать его голый торс.

Минуту спустя Тахир вдруг осознал, что в ее ласковых движениях не было сексуального подтекста.

Похоть, страсть, вожделение были ему знакомы. Но это…

Нежность, наполненная новыми для него оттенками, вдруг больно ужалила в самое сердце. Тахир дернулся и попытался сбросить Николь. Но та прочно сидела на коленях и продолжала вливать ласку, берущую истоки из безусловной любви.

Движения ее рук мучили, чувственный танец пальцев гипнотизировал. Казалось, будто сама Николь в трансе и едва ли осознает, что делает.

Древние инстинкты или знания, проникающие в нее из поля нового мира, но Николь безошибочно нашла черную дыру в сердце Тахира и наполняла ее безрассудной щедрой любовью. Не как к мужчине. Как к человеку.

Глубокие и бесконечные ласки, словно из другой реальности, текли по телу, подобно обжигающему водопаду. Злой зверь, извечно терзающий вены изнутри, засыпал, убаюканный джамалийской силой, давая пьянящий покой.

Тахир боялся шевельнуться, ибо внутри давно болело так, что слезы обжигали глаза.

Он не подозревал, как остро режет искренняя ласка загрубевшую душу. И все же он был готов умолять не прекращать эту странную пытку.

Отпускать прошлое – это одно. Здесь, на севере, с лихвой изучили этот нехитрый навык, скрывающийся за емким словом «кетаста». Так должно быть. И все же не каждый мог заполнить дыры, остающиеся в душе после вырезания боли. Не каждый мог стянуть края раны, зашить и жить дальше. А Николь могла. Джамалии могли.

И сейчас, полуголая, она сидела на его бедрах и зашивала в душе раны, к которым он настолько привык, что даже не замечал.

Растрепанная грива волос, неугасимый ледяной огонь в ее глазах, так идеально отражающий весь промерзший край. Подснежник, проломивший лед. Тахир смотрел на нее, понимая отчетливо как никогда, что любит Николь больше всего на свете.

А позже они лежали, сжимая друг друга в объятиях. Тахир наслаждался тем, насколько идеально ее тело вписывалось под его руку. Николь одуряюще сладко пахла ракитником и цветами.

– Не приходи больше ко мне в спальню, иначе я покажу тебе, как выглядит любовь с мужской точки зрения, – прошептал Тахир, целуя ее в макушку.

– Звучит как приглашение, – тихо рассмеялась Николь и выскользнула из его рук.

Тахир резко вдохнул, подтянулся выше и сел, опираясь на спинку кровати.

– Про нас и так говорят. Так стоит ли разочаровывать сплетников?

– Бездельники, – отмахнулась Николь. Стянула с кресла плед и набросила на плечи.

Она с минуту топталась в середине комнаты, не понимая эмоции, поднимающиеся в ее душе, а потом перепуганная собственными мыслями выскочила из комнаты прочь. Странное опьянение магией закончилось, осталось лишь стыдливое воспоминание, как здорово было обнимать Тахира, ощущать крепкие мужские руки на своей талии и вдыхать его терпкий запах северного леса.

Впервые Николь почудилось, что любовь может быть без властного разрушающего поглощения. Она долго сидела на своей постели, прижав к груди Беса. Дрожала телом и заново вспоминала распрямленные широкие плечи и темную силу, спящую в венах Тахира. Николь отчетливо осознала: стоило ей хоть на секунду одобрить предложение, мерцающее в глубине его черных глаз, и он больше не стал бы себя сдерживать.