– О чем ты думаешь?

– Мэйли говорит, будут морозы, – ответила я.

Тахир кивнул, будто поверил, что я действительно думала о морозах.

– Собирайся, мы с тобой идем в горы.

– У меня много дел…

Я поднялась со своего места, подхватила шкуру и отряхнула от снега. Ехать куда-либо решительно не хотелось. Тахир выхватил у меня из рук тяжелую подстилку:

– Когда ты стала такой скучной и занудной? Одевайся теплее, идти далеко.

Вокруг царило глубокое чарующее безмолвие. Лишь безразлично скрипел снег под ногами, обутыми в местные короткие лыжи. Дыхание застывало в воздухе и сверкающими кристаллами оседало на опушке капюшона. Редкие деревья притворялись мертвыми, словно надеялись, что жестокий мороз не схватит беспомощные ветки ледяными пальцами и не переломает в дурном азарте.

Я представляла, будто по горам бродит северный тролль в волчьей шапке и бросается с морозными объятиями на все, что шевелится. Не любит король снегов стремительное движение. Сковывает реки, укладывает зверей спать, срывает с деревьев непослушные трепетные листья и замораживает бегущий под шершавой корой сок. И колючим ветром все шепчет:

– Тсс-с… Спи…

И даже солнце пугается северного тролля и с каждым днем все реже выбрасывает слабые лучи из-за горизонта. А то и вовсе подчиняется королю снега, забирается под пуховые небесные одеяла на долгие дни и спит, позволяя миру утопать в обманчиво-нежном прикосновении снегопада.

Но сегодня нам повезло: солнце уверенно сидело на ярком небе и ласково перебирало россыпи драгоценностей на снежном покрывале гор.

Я шла вслед за Тахиром, тщательно шевеля руками и ногами, будто и правда верила, что стоит мне остановиться, как северный тролль с особой яростью обрушится на меня и заморозит до колкой хрупкости.

Улыбнулась своим мыслям и смахнула налипшие льдинки с капюшона. Бес беззаботно скакал рядом, взрыхляя лапами снежный пласт.

– Нам далеко еще? – спросила я, изнемогая от гуляющего по телу жара под теплым меховым пальто.

Стянула варежку и зачерпнула немного снега. Хотелось совершенно по-детски откусить от хрустящего «пирожка», так соблазнительно блестевшего крохотными звездами.

– Немного осталось, – ответил мне Тахир и помог перебраться через поваленное корявое дерево.

Оглянулась на покорно лежащий ствол, прикрытый снежным одеялом, и явственно услышала шершавый голос севера:

– Тсс-с… Спи…

Выпитый на привале теплый клюквенный кисель давно прекратил свое чудесное действие, и я ощущала себя изрядно голодной. Сладкий напиток с одуряющим запахом в дорогу приготовила Йоши, мать Юлдус. Как только детки покинули свои постели и начали носиться по разрешенной части дома, так она сразу будто очнулась. И теперь отвечала за травы, специи, пироги и напитки. Сколько раз она пыталась меня втянуть в готовку… но у меня словно отрезало. Йоши качала укоризненно головой и бесконечно отпаивала меня травяными чаями. Забавный у нее способ благодарить.

От Йоши я узнала, что в этом мире редкий мужчина ограничивается одной женой. Практически у каждого есть вторая и даже третья женщина. Дервины берут себе наложниц, потому что редкая женщина выдерживает силу черной крови. Нехотя пришлось признать, что я ничего не замечала, похоже, из-за своего происхождения. Видимо, сьяринты изначально задумывались выносливыми в этом плане.

А на севере смерть жестокая и непредсказуемая, на охоте ли сгубит, или обвалом заберет, а то и на шахте камнями укроет. В этих краях не принято было бросать женщин с детьми, лишившихся кормильца. Всегда находились мужчины, которые считали себя достаточно сильными, чтобы взять к себе вдову и воспитать всех детей как своих.

Йоши отказалась идти к чужому мужчине, потому что носила под сердцем дитя погибшего мужа. Ей с самого начала помогали, но долго ли хватит людей на подобную доброту, когда своих забот хватает? Йоши не сердилась на судьбу, просто в какой-то момент вдруг не стало сил. Исчезло желание жить. И даже болезнь детей не могла выдернуть ее из оцепенения.

– И тогда появились вы, госпожа, – закончила она со слезами на глазах и снова подлила мне своего травяного чая.

Я любила проводить время в нашем случайном детском садике. Женщины, объединенные схожей судьбой, словно опирались друг на друга и практически сами организовали свою жизнь. Одна присматривала за детьми, а другие наводили в доме тот самый неуловимый уют, на который у меня просто не хватало умений. Шили, ткали, плели и вышивали. Мне льстило, что они при этом спрашивали мое мнение, хотя, если честно, они и без меня обладали прекрасным пониманием, что такое уют и тепло дома.

Двух старших мальчишек Тахир отвез к охотникам на зимнюю стоянку. А долговязого и медлительного Коджи он пристроил следить за библиотекой. Ирдас в известной язвительной манере бросил, что в теле мальчика живет изнеженная девица, и ни один лук не подчинится его рукам. А вот книги, которые постепенно перевозили из нижнего замка да из столицы по заказу Тахира, у задумчивого Коджи действительно оказались под бережным присмотром.

Я переставляла ноги вслед за Тахиром и мысленно восхищалась тем, как старый заброшенный дом вдруг наполнился такой многогранной жизнью.

И я все никак не могла насытиться домашним теплом огромной семьи, оттого и не хотела покидать дом, пока Тахир не рассказал о цели похода.

Я вздрогнула от предвкушения и улыбнулась: впереди меня тоже ожидало много любопытного. Тахир объяснил, что идет проверять северных смотрителей, живущих уединенно в глубине гор. Что-то мягкое мелькало в лице Ирдаса, когда он рассказывал о главном смотрителе Касагиру, который раньше был охотником и наставником Тахира. А еще, по его словам, у смотрителя был приручен ирбис без традиционной ломки. С певучей кличкой Ния. И связь у нее с хозяином была крепче и лучше, чем обычно бывает. Совсем как у нас с Бесенком.

На коротком привале, пока я наслаждалась видами с высоты и тягучим сладким напитком, пахнущим ранней осенью, Тахир рассказывал мне о своих планах потихоньку приучать Беса к лесу. А по весне – к охоте. Скоро охотники переедут на зимнюю стоянку, она ближе. А значит, можно будет познакомить его с местной стаей ирбисов. Но лучше, конечно, чтобы Ния приняла Беса. Она настоящая, не испорченная ритуалом приручения кошка северных гор.

Тахир говорил скупо, отрывисто, передергивая плечами. А после и вовсе задумчиво замолчал. Сухой снег легонько вился у наших ног. Я сидела, обняв руками колени, и смотрела с высоты на долину, в которой находилась Наймиха; на горы, такие мощные в своем разнообразии, раскинувшиеся до горизонта; на белое небо без единого облачка…

– Мне здесь очень хорошо, – прошептала я совершенно искренне вместо ответа на вопрос, повисший в тишине между нами.

А что я еще могла сказать? Остро ощущала, что здесь мое место, но верить, будто жизнь может быть такой вечно, было бы безрассудным. Поэтому я просто живу, а там посмотрим.