Он боролся с этим ощущением, боролся отчаянно.

– Продолжай, Джордж, – сказал Тад, сам удивленный некоторымизлобными нотками в своем голосе. Он был в смятении, захвачен мощным влияниемрасстояния и нереальности всего происходящего... но, слава Богу, голос звучалтак бодро и уверенно! – Скажи это вслух, почему ты не делаешь этого?

– Если ты настаиваешь.

– О, да.

– Время начать новую книгу. Новый роман Старка.

– Я так не считаю.

– Не говори этого! – Звуки этого голоса были похожи на свистпуль. – Я нарисовал для тебя целую картину, Тад. Я это сделал для тебя. Незаставляй меня нарисовать еще одну на тебе.

– Ты мертв, Джордж. Ты просто недостаточно разумен, чтобылечь в землю.

Голова Розали слегка повернулась; Тад заметил один еевытаращенный глаз, до того как она повернулась назад к своим сигаретнымсооружениям.

– Попридержи-ка свой язык! – В голосе послышалась настоящаяярость. Но было ли в нем и что-то еще? Может быть, страх? Боль? И то, и другое?Или он только сам себя дурачит, думая обо всем этом?

– Что-нибудь не так, Джордж? – вдруг насмешливо спросил Тад.– Ты теряешь некоторые свои счастливые мысли?

Там, на том конце провода, наступила пауза. Он был сильноудивлен, выбит из колеи, по крайней мере, на какое-то время. Тад был абсолютноуверен в этом. Но почему? Что вынудило Старка замолчать?

– Слушай меня, друг-дерьмо, – наконец произнес Старк. – Я даютебе неделю, чтобы начать роман. Не думай, что ты сможешь нагадить мне, потомучто это невозможно. – Последнее слово было произнесено врастяжку с дифтонгами«оу» вместо "о". Да, Джордж был опечален. Это могло стоить Тадубольших неприятностей в будущем, но сейчас он чувствовал только радость победы.Он прошел через это. Ему казалось, что не только он один ощущал беспомощность иночные кошмары во время этих задушевных бесед; сейчас он зацепил Старка, и этобыло просто прекрасно.

Тад сказал:

– Это в основном правда. Между нами нет бычьего дерьма.Что-то другое – может быть, но не оно.

– У тебя была идея, – сказал Старк. – Она у тебя созрела,еще до того, как чертов недоносок вздумал пошантажировать тебя. Та, насчетсвадьбы и бронированного автомобиля.

– Я выкинул мои наброски. Те, что делал с тобой.

– Нет, те наброски, что ты выкинул, были моими, но дело не вэтом. Тебе не нужны наброски и черновики. И без них получится хорошая книга.

– Ты не понимаешь. Джордж Старк умер.

– Ты – тот, кто не понимает, – перебил Старк. Его голос былмягок, глубок и проникновенен. – У тебя неделя. И если ты не напишешь хотя бытридцати страниц рукописи, я приду за тобой, старина. Только я начну не с тебя,это было бы слишком легко и просто. Чересчур даже легко. Я сперва займусьтвоими детьми, и они будут умирать медленно. Я позабочусь об этом. Я знаю как.Они не будут понимать, что происходит, только то, что они умирают в агонии. Ноты будешь знать, и я буду, и твоя жена тоже. Затем я возьмусь и за нее, толькоперед этим я сперва возьму ее. Ты понимаешь, что я имею в виду, старина. А ужепосле них я займусь и тобой, Тад, и ты умрешь так, как еще не умирал ни одинчеловек на Земле.

Старк остановился. Тад мог слышать, как он яростно чешетсвое ухо, словно собака жарким днем.

– Ты не знаешь насчет птиц, – мягко сказал Тад. – Этоправда, ведь так?

– Тад, не говори чепухи. Если ты не начнешь очень скорописать, много людей пострадает. Время начинает идти.

– О, я весь внимание, – сказал Тад. – Что меня удивляет, такэто то, как ты ухитрился написать на стенах в квартирах Клоусона и Мириам то,чего сам не знаешь?

– Тебе лучше прекратить молоть всякую чушь и начатьсоображать, мой милый друг, – сказал Старк, но Тад смог уловить ноткинекоторого замешательства и даже испуга внутри этого голоса. – На их стенах небыло ничего написано.

– О нет. Там было написано. И ты знаешь что именно, Джордж?Я думаю, здесь причина в том, что это написал не ты, а я. Я думаю, что частьменя была там. Каким-то образом часть меня оказалась там, чтобы следить затобой. Я думаю, что я единственный из нас двоих, кто знает про воробьев,Джордж. Я думаю, что, возможно, это написал я. Ты должен подумать об этом...подумать крепко... перед тем как ты начнешь давить на меня.

– Послушай меня, – сказал Старк вежливым голосом. Слушайменя действительно внимательно. Сперва твои дети... потом жена... потом ты.Начинай новую книгу, Тад. Это лучший мой тебе совет. Лучший совет из тех,которые у тебя были в этой треклятой жизни. Начинай книгу. Я не мертв.

Долгая пауза. Затем мягко, очень ласково:

– И я не хочу быть мертвым. Поэтому отправляйся домой,поточи карандаши и, если тебе нужно немного вдохновения, подумай как будутвыглядеть твои крошки с лицами, полными стекла. Нет никаких дурацких птиц.Забудь о них и начинай писать.

Затем последовал отбой.

– ... тебя, – прошептал Тад в мертвый телефон и повесилтрубку.

Ситуация должна разрядиться так или иначе, неважно как – Тадбыл уверен в этом. Джордж Старк не ушел просто так. Но через два дня послевторого звонка Старка Тад пришел к выводу, который подтвердился кувырком Уэндис лестницы, что ситуация может измениться и к лучшему.

Наконец-то он увидел наиболее приемлемый курс своихдействий. Тад провел эти два дня в каком-то безветренном успокоении. Онобнаружил, что ему трудно следить даже за самыми примитивными телепередачами,невозможно читать, и сама мысль о письме казалась столь же дикой, какпутешествовать быстрее луча света. В основном он слонялся из комнаты в комнату,присаживался на короткое время, а затем снова начинал свое бесцельное движение.Он натыкался повсюду на ноги Лиз, а еще чаще – дергал ее за нервы. Она не оченьстрого комментировала его действия, хотя, как догадывался Тад, ей приходилосьне раз прикусывать язык, чтобы не выдать ему устный эквивалент самых грубыхвыражений, которые старательно вырезают редакторы из текста его романов.

Дважды он решал рассказать ей о втором звонке ДжорджаСтарка, о том самом разговоре, в котором старый лис Джордж точно описал, что унего на уме, полностью удостоверившись и застраховавшись от того, что их беседаможет быть записана на пленку, и что они разговаривают без свидетелей. Оба разаТад останавливался уже в начале, уверенный, что пересказ не поможет ничему, атолько опечалит Лиз в еще большей мере.