Тад увлекся просматриванием журналов – не чтением, а лишьбездумным перевертыванием страниц с мимолетным глазением на цветные картинки.Когда он заканчивал это занятие с одним журналом, он нес его к корзине смусором, отправляемым затем в камин, и доставал новый журнал. Уэнди ползала пополу, давно забыв о своих безутешных слезах, еще до того даже, как они высохлина ее щечках. Она при этом издавала пыхтение «рум-рум-рум», удивительнонапоминавшее Таду звуки легковых и грузовых автомобилей, показываемых потелевизору. Он поднялся, положил очередной журнал поверх целой их кипы вкорзине и отправился выбирать следующую жертву, почему-то остановившись в концеконцов на «Харпере» месячной давности. Его действия очень напоминали поведениечитателей журналов, ожидающих в коридоре вызова к дантисту.

Тад обернулся и увидел Уэнди уже на лестнице. Она заползлатуда на четвереньках, а теперь стояла, пошатываясь, держась лишь за тонкийстолбик ограждения между перилами и полом. Пока он смотрел на нее, Уэндизаметила Тада и сделала особенно величавый приветственный жест рукой,сопровождаемый улыбкой. Это мановение руки привело ее тело в наклонноеположение и ускорило неизбежно приближающееся падение.

– Иисус Христос, – с замиранием сердца прошептал Тад ивскочил на ноги. Он видел, как Уэнди отпустила столбик ограждения и собираетсяшагнуть вперед. – Уэнди, не делай этого!

Он почти пролетел через всю комнату, стремясь успеть к местусобытий. Но Тад никогда не был ловким, и одна из его ног зацепилась за ножкукресла. Оно опрокинулось, а Тад растянулся на полу. Уэнди полетела вниз скоротким испуганным восклицанием. Ее тело слегка перевернулось в воздухе. Онпытался поймать ее, стоя на коленях, пока она еще не приземлилась. Но ничего невышло. Ее правая нога ударилась о нижнюю ступеньку, а голова – о ковер на полув гостиной, издав глухой звук.

Она завопила и Тад успел подумать, как ужасно звучит детскийкрик боли, а затем он схватил ее на руки.

Сверху послышался тревожный возглас Лиз: «Тад?» и он услышалее торопливые шаги по холлу.

Уэнди пыталась плакать. Первый приступ боли почти закупорилей легкие, и сейчас наступил тот парализующий момент, когда она пыталасьосвободить свою грудь, чтобы набрать побольше воздуха и издать новый вопль. Онсможет повредить барабанные перепонки, когда, наконец, раздастся.

Если раздастся.

Тад держал ее, с ужасом глядя в ее перекошенное и залитоекровью лицо. Цвет его был красновато-коричневым, за исключением ярко-краснойотметины, похожей на очень большую запятую, на ее лбу.

Господи, что если она задохнется? Что если она умрет, несумев восстановить дыхание из-за заблокированных ужасом и болью маленькихлегких?

– Плачь, черт побери! – закричал Тад на Уэнди. Господи, еезалитое кровью лицо! Ее помертвелые глаза! – Плачь!

– Тад! – Лиз очень встревоженно обращалась теперь к нему. Вте несколько секунд между первым воплем Уэнди и ее все еще безуспешной попыткойповторить его и восстановить свое дыхание, Джордж Старк был полностью изгнан изсознания Тада, впервые за эти последние восемь дней. Уэнди наконец дернулась вглубоком вдохе и начала кричать. Тад, дрожа от облегчения, начал нежнопохлопывать ее по спине, издавая успокаивающие звуки.

Лиз бегом спустилась вниз, таща упирающегося Уильяма.

– Что случилось? Тад, с ней все в порядке?

– Да. Она свалилась с третьей ступеньки. Но сейчас всенормально. Она начала плакать. А то сперва это было... словно ее только чтозаклинило. – Тад неуверенно засмеялся и показал Уэнди Уильяму, который былсейчас обуреваем сочувствием к сестре.

– Ты что же, не следил за ней, – с укором произнеслаподошедшая к ним Лиз. Она теперь автоматически покачивалась вместе с взятой наруки Уэнди, стараясь утешить ее горе.

– Да... нет. Я только подошел взять журнал. А уже вследующий миг она оказалась на лестнице. Это почти так же, как Уильям с чашкойна столе. Они так похожи во всем, чертовски... Как ты думаешь, у нее ничего неслучилось с головой? Она ударилась не о паркет, а о ковер, но ударилась сильно.

Лиз встревоженно осмотрела Уэнди, особенно эту красную отметину,затем ласково поцеловала девочку. Рыдания Уэнди уже значительно утихли.

– Я думаю, все о'кей. У нее день-другой будет здороваяшишка, и только. Спасибо Господу за ковер. Я не хочу набрасываться на тебя,Тад. Я знаю сама, как быстро все это происходит. Я только... У меня такоечувство, словно у меня наступают месячные, только они длятся теперь все времябез перерыва.

Рыдания Уэнди перешли теперь в хныканье. И Уильям началответственно затихать в своем плаче солидарности. Он протянул уверенную ручонкуи коснулся белой тенниски своей сестры. Она обернулась. Он заворковал и что-тозабормотал.

Таду это бормотание всегда напоминало какой-то иностранныйязык, смысл сообщений на котором в общем был понятен, хотя взятые поотдельности слова абсолютно неизвестны. Уэнди улыбнулась брату, хотя ее глаза ивсе лицо были залиты слезами. Она тоже начала что-то бормотать. В этот моментблизнецы отгородились ото всех и оказались только в своем собственном мире.

Уэнди дотронулась до плеча брата. Они смотрели друг на другаи беседовали.

– С тобой все хорошо, милая моя?

– Да, я ушиблась, дорогой Уильям, но не слишком сильно.

– Ты не хочешь остаться дома вместо поездки на вечеринку уСтэдли, сердечко мое?

– Я не должна этого делать, хотя ты очень заботлив, чтоспрашиваешь.

– Ты в этом уверена, милая Уэнди?

– Да, дорогой Уильям, не бог весть какие ушибы, хотя я оченьбоюсь, что обкакала свое белье.

– О радость моя, как это СКУЧНО!

Тад усмехнулся, затем осмотрел ногу Уэнди.

– Она начинает покрываться синяками, – сказал он. – Вернее,уже покрылась.

Лиз в ответ тоже улыбнулась.

– Это пройдет. Они не первые и не последние.

Тад наклонился и поцеловал Уэнди в кончик носа, думая о том,как быстро наступают и проходят все эти бури – еще три минуты назад он боялсявсерьез, что его милая дочка может умереть от кислородной недостаточности – икак все это быстро забывается. Нет, – согласился он. – Слава Богу, непоследние.

Уже к семи часам вечера синяк на ноге Уэнди приобрел оченьтемный оттенок. Форма синяка была весьма странной и напоминала гриб.

– Тад? – спросила Лиз с другого конца стола. – Взгляни наэто.

Тад распеленал Уэнди, слегка влажную, но не мокрую, отбросиввсе ее одеяния, на которых красовалась надпись «Ее». Он принес Уэнди к столикудля пеленания, где лежал его сын, чтобы посмотреть, что хотела ему показатьжена.