– Что ты думаешь? – тихо спросила Лиз. – Это какой-тотаинственный рок, или еще что-то?

Тад долго рассматривал Уильяма.

– Да, – наконец произнес он. – Это абсолютно непонятно.

Она продолжала удерживать сына на столе, несмотря на всепопытки Уильяма вылезть из-под заботливых рук на его груди.

– Да, – повторил Тад. Он был удивлен тому спокойствию, скоторым он говорил это слово. Та огромная белая пелена, которая в последнеевремя словно окутывала его, теперь ушла прочь с его глаз и оказалась где-топозади него. Вдруг он понял, что кое-что начинает проясняться в его сознании инасчет этих птиц, и что будет его следующим шагом. Сейчас, глядя на своегосына, украшенного на той же ноге тем же громадным синяком, в точностиповторяющим форму и размер исходного синяка на ноге Уэнди, Тад вдруг понял, чтоименно это рассматривание многое прояснило ему. Когда Уильям опрокинулся счашкой и кротко сел на свою пятую точку, он, конечно, мог ушибиться. Но этоникак не касалось его ноги, насколько мог судить Тад. И все же на ней в верхнейчасти бедра, красовался тот самый необычный синяк почти грибообразной формы.

– Ты уверен, что мы в порядке? – спросила Лиз с большойнастойчивостью.

– Они поделили свои синяки, – сказал Тад, глядя на ногуУильяма.

– Тад?

– Я чувствую себя прекрасно, – ответил Тад и коснулся губамиее щеки. – Давай-ка оденем этих Психо-и-Соматика, что ты скажешь?

Лиз рассмеялась.

– Тад, ты сумасшедший, – воскликнула она.

Он улыбнулся. Это была несколько натянутая, отчужденнаяулыбка.

– Да, – ответил Тад. – Сумасшедший, как лисица.

Он положил Уэнди на ее столик для пеленания и принялся заработу по ее одеванию.

Тад подождал, пока Лиз не отправится в постель, после чегоподнялся в кабинет. Он остановился у спальни на минуту, прислушиваясь к ееровному и спокойному дыханию, убеждаясь, что она заснула. Он не был уверен, чтоего план, который он решил проверить сейчас, обязательно сработает, но если онсработает, то это может быть опасным. Чрезвычайно опасным.

Кабинетом Таду служила огромная комната, поделенная на двезоны: «читальню», где стояли стеллажи книг с кушеткой и креслом-качалкой, смягким освещением, и на другом отдаленном конце комнаты его рабочую зону. Вэтой части кабинета доминировал старомодный стол гигантских размеров безкаких-либо красот и выкрутасов дизайнера. Это был сугубо рабочий стол безпретензий на что-либо другое. Тад приобрел его, когда ему исполнилось двадцатьшесть лет, и Лиз не раз говаривала друзьям, что Тад ни за что не расстанется сосвоим деревянным спутником, поскольку именно этот стол является секретнымфонтаном слов для романов Тада. Они оба улыбались, когда Лиз произносила этопризнание, словно на самом деле они считали все это веселой шуткой.

Над деревянным динозавром были подвешены три стеклянныхлампы, и когда Тад включал только их, они давали странные отблески света наповерхности стола, словно там собирались разыгрывать какую-то странную партиюна бильярде. Неясно было, какие правила существуют для этой игры, но в этот вечер,после падения Уэнди, Таду было предельно ясно, что ставки в этой игре будуточень высоки.

Тад был уверен в этом на все сто процентов. Ему нужно былособрать все свое мужество и решимость.

Он посмотрел на свою машинку «Ремингтон» с торчащим слеварычагом возврата, напоминающим палец путешественника, голосующего на дороге. Онсел перед ней и бесцельно забарабанил пальцами по краю стола, потом открыл ящикслева от машинки.

Этот ящик был и широк, и глубок. Тад вынул свой дневник,после чего выдвинул до упора этот же ящик. Тот кувшин, в который Тад сложилкарандаши «Бэрол блэк бьюти», все время перекатывался вглубь ящика, вышвыриваяпо дороге карандаши. Тад вытащил кувшин, собрал карандаши и сложил втрадиционном для них месте хранения.

Он закрыл ящик и взглянул на кувшин. Этот кувшин был сосланв ящик после того первого приступа, когда Тад в забытьи написал карандашом«Воробьи летают снова» поперек листа рукописи «Золотой собаки». Он не думал,что ему когда-либо снова придется использовать этот карандаш... да, он сильнопогорячился пару дней тому назад, и вот они снова выстроились перед ним, какэто было уже в течение последних двенадцати лет или что-то около того, когдаСтарк жил у него, жил в нем. Подолгу Старк не появлялся и совсем не напоминал осебе. Затем в голове возникала какая-то идея – и старый лис Джордж выскакивализ головы Тада на свет божий, как Джек-из-коробочки. – Вот и я, Тад! Идем,дружище! Беремся за дело!

И потом каждый день в течение трех месяцев Старк будетпоявляться точно в десять, включая не только обычные, но и выходные дни. Онбудет вырастать словно из-под земли, хватать один из карандашей и неистовописать свою безумную ерунду – но эта чепуха будет приносить куда большеприбыли, чем собственные книги Тада. Затем, когда книга Старка будет окончена,Джордж снова исчезнет, подобно безумному старику, который превращал солому взолото в одной из немецких сказок.

Тад вытащил один из карандашей и посмотрел на следы зубов,слегка отпечатавшиеся после прикуса его деревянного ствола, потом опустилкарандаш снова в кувшин. Возник слабый звенящий звук: «клинк!»

– Моя темная половина, – пробормотал Тад.

Но был ли ею Джордж Старк? Был ли он вообще какой-либочастью Тада? За исключением того приступа или транса или еще чего-тонепонятного, случившегося с Тадом в его кабинете, он никогда более непользовался этими карандашами, даже для каких-то пометок. Это соблюдалось смомента, когда было написано слово «Конец» внизу последней страницы последнегоромана Старка «Дорога на Вавилон».

Не было и никакой надобности в их использовании; это ведьбыли карандаши Джорджа Старка, а Старк был мертв... или так предполагал Тад.Сам Тад даже подозревал, что когда-нибудь он просто выкинет их.

Но сейчас выяснилось, что карандашам все же еще придетсяпослужить.

Он подошел к кувшину и протянул к нему руку, но затем быстроотдернул, словно рука коснулась горячей печи.

Еще нет.

Тад достал ручку «Скрипто» из кармана сорочки, открылдневник, подумал и начал писать.

Если Уильям плачет, то и Уэнди плачет. Но я открыл, чтосвязи между ними намного глубже и сильнее. Вчера Уэнди упала с лестницы изаработала большой синяк – синяк, напоминающий гриб. Когда дети проснулись,Уильям уже тоже имел синяк. Того же размера и формы.