У меня в животе порхают бабочки.

– Пошли! – Я оставляю эту тему и вылезаю из машины. У меня странное состояние. А вдруг?..

Мы входим в салон красоты. Как я и думала, там пусто, не считая мамы, тети Клары и Елены.

– Боже, ну и вид! – ахает мама, кидается обниматься, сжимает ладонями мое лицо. – Бедняжка! – Она хищно заглядывает мне в лицо. – Тебе надо поесть. Сразу полегчает. – Она уныло вздыхает. – Этот Девон разбил тебе сердце, а теперь ты улетаешь от меня в Швейцарию!

Я висну на ней, обливаясь слезами. Теперь это, похоже, норма.

– Я буду так по тебе скучать! – Я кладу голову ей на плечо и вдыхаю ее запах – мяты и сладости.

Она хлопает меня по спине.

– Будет, будет… Все наладится. Мы уже наметили женское путешествие к тебе на День благодарения. Поселимся в симпатичном отеле, будем питаться в ресторанах.

Я крепко жмурюсь. Я хочу лакомиться у мамы индейкой под соусом, хочу любоваться ее украшениями, тарелками и салфетками с белочками, грызущими желуди. Хочу следить, как тетя Клара ворует рулеты во время маминой пассивно-агрессивной молитвы, как целуются, воображая, что на них никто не смотрит, Елена и Джек.

– Спасибо за обед. – Тетя Клара забирает сумку, но не открывает, а просто с пыхтением спешит меня обнять. – Я буду по тебе скучать.

– Простите, что так долго копалась. Мне нужно было время, чтобы опомниться. – На самом деле я так и не опомнилась.

Следующая в очереди обниматься – Елена.

– Потом выпьем у меня дома виски. Заодно поговорим.

– Ей больше нельзя пить, – сообщает всем Миртл, поправляя свою прическу перед зеркалом. – А что, я выгляжу неплохо. Обойдусь без услуг стилиста. – Видя, что все взгляды обращены на нее, она как ни в чем не бывало объясняет: – Вдруг она беременная?

В салоне хаос. Мама голосит, Клара падает в кресло, Елена закрывает ладонью рот. Все мои попытки отрицать клевету тонут в хоре испуганных голосов, никто меня не слышит, даже не пытается услышать.

– Девственница… – доносится до меня мамин голос, она смотрит на меня огромными глазами. – Кто-то унес мою нюхательную соль.

– Ты не пользуешься нюхательной солью, – напоминает ей Елена. Мне она говорит: – Ты первой родишь маме внука, ах ты, потаскушка…

– Тошнота и задержка… – уточняет Миртл.

– Надеюсь, будет девочка с глазами, как у Девона… – говорит тетя Клара, жуя вафлю.

– Хватит! – кричу я и машу руками. – Я не беременна! Видите, что вы натворили? – Это я говорю Миртл.

Та пожимает плечами и колышет полами своего гавайского балахона.

– Это еще неизвестно. Во всяком случае, здесь есть о чем подумать.

– О чем же? – недоумеваю я.

– О будущем, – отвечает она, доброжелательно глядя на меня.

– Ты беременна? – ахает Тофер. Надо полагать, он только что появился и пропустил самое интересное. – Можно, ребеночек будет называть меня «дядя Тофер»? Ну, пожалуйста!

– Посмотрел бы на всех вас Иисус с небес! – Я намеренно усугубляю свой южный акцент. – Какая еще беременность?

– Не втягивай в это Всевышнего. – Мама хватает свою сумочку и устремляется к двери. – Сейчас же куплю в Piggly Wiggly тест. Никому не расходиться! Елена, с тебя виски. Без него никак.

– Привет Лэнсу! – кричит ей вслед Клара.

– Купи тест для раннего обнаружения, мама! – напутствует Елена маму. Та кивает и исчезает за дверью.

* * *

– Оставь меня одну! – прошу я мать через двадцать минут, когда она пытается втиснуться вместе со мной в маленький туалет своего салона красоты.

Она показывает мне все пять приобретенных тестов.

– И не подумаю. Пописай на каждый.

Я забираю пакет, вытесняю ее из кабинки и захлопываю дверцу. Читаю на первой, розовой коробочке: «Строго не позже, чем за шесть дней до менструаций».

Это тест по обнаружению hGG в моче. Я годами накапливала информацию, но теперь убеждаюсь, что совершенно не разбираюсь в тестах на беременность. Сажусь на крышку унитаза, разворачиваю упаковку, вынимаю полоску, изучаю инструкцию. Снять крышку, открыть впитывающий участок, пописать средней струей – как мило! – потом положить на плоскую поверхность и подождать шесть минут. Если вы беременны, под контрольной линией появится черта. Невелика хитрость.

У меня дрожит рука.

В душе зреет и расцветает надежда, я представляю себя с ребенком Девона на руках и вся трепещу. Не сумасшествие ли хотеть этого? Я могу родить, доучиться, вечером сочинять фантастику, днем преподавать. Не возражаю рожать и дальше – чем больше, тем лучше, пускай носятся вокруг нашего большого дома и амбара, где я устрою себе кабинет – весь белый, со старыми балками под потолком и промышленным освещением.

Чего я больше всего хочу?

Тебя, Девон. Всегда – тебя.

Господи, как же я ошиблась!

Я рвалась в ЦЕРН, потому что слишком долго это стремление было неотъемлемой частью меня, но здесь сыграли роль и мои ошибки с Еленой и Престоном. Это как черта, с которой можно начать жить заново. Вернее, можно было раньше, но не теперь. Мечты должны меняться. Цели должны уточняться. Теперь я хочу семью. Хочу любви.

Эйнштейн наговорил много всего ценного, но больше всего я люблю его фразу, которую он повесил у себя в принстонском кабинете в виде таблички: «Не все, что считается важным, можно посчитать, и не все, что можно посчитать, считается важным».

Мне важна наука, это мой личностный стержень, но любовь и счастье, эти неосязаемые, прекрасные, мимолетные вещи важнее всего остального, физика же – вишенка на торте. Я не могу быть собой без него, зная, что он существует, а я отрезана от него тысячами миль. Какой толк будет от меня в ЦЕРН, когда каждый мой вдох будет полон тоски по нему?

Я вздрагиваю от стука в дверь.

– Ты сидишь там уже полчаса! – говорит мамин голос. – Никак не пописаешь? Принесу тебе «Sun Drop».

Она уходит, из салона доносятся голоса. Не иначе, они там готовятся к целому выводку детишек. Я качаю головой, смотрю на волшебную полоску и шепчу: «Спасибо тебе! Надо было самой додуматься, но ты помогла. Надеюсь, что Девон…» Я готова расплакаться. Вдруг он больше не впустит меня в свое сердце? Или того хуже, узнает, что я беременна, и…

Гони такие мысли!

Пора ставить точку. Я использую одна за другой две разные полоски, кладу их перед собой – и жду.

Затаив дыхание, я слежу за временем на моем телефоне. Схватившись за край раковины, я борюсь с волнением, нарастающим с каждой секундой. Хочу, хочу, хочу этого – этого и Девона.

Через шесть минут я прибираюсь в кабинке, выбрасываю упаковки и инструкции в мусорную корзину. Целую минуту сижу, упершись головой в дверь, чтобы совладать с треплющей меня бурей чувств. Потом споласкиваю лицо.