– Давайте носилки, – кивнул Николай,покосившись на часы: прошел уже час, как он уехал от Родика. Да, это называется– сэкономил время…

Господи, какой же он был тяжеленный, этотГриша! Еле-еле удалось его вытянуть из-за руля, даже чуть не уронили, правда,обошлось малой кровью: посыпались только на мокрый асфальт червонцы, сотни,ключи, наполовину порванная облатка от таблеток, мелочь, семечки, подушечкижевательной резинки, какие-то бумажки…

Николай все это сгреб и машинально сунул вкарман. Потом вернет.

– А с машиной что делать будем? –полюбопытствовал шофер «Скорой». – Если так оставить, разденут в триминуты! Вы умеете водить?

Николай пожал плечами, чувствуя, что краснеет.Что такое идиотизм и как с ним бороться?! Пять лет не садясь за руль (братЕгорушка постепенно приватизировал в полную и нераздельную собственность ихкогда-то общий «Москвич»), он настолько отвык от этого, что даже и в голову невзбрело перетащить Гришу на сиденье пассажира и самому доставить его в больницуна «Ровере», не мучаясь ни с поисками телефона, ни с ожиданием «Скорой». Хотяеще не факт, что он справился бы с этим танком! Тем более на такой дороге. И дождиквон усиливается.

– Остановимся на заправке, – сказалон, залезая в салон «Скорой» и присаживаясь позади Гриши. – Я им отдамключи, пусть заберут тачку к себе на стоянку.

– Да небось не захотят, – выразилсправедливое сомнение водитель, но Николай только усмехнулся:

– Еще как захотят!

И, что характерно, оказался прав.

В приемном покое Пятой, как всегда, цариласуета. Вдобавок к обычным случаям в такие вот дождливые дни увеличивалоськоличество вызовов на ДТП. При том, что в этом приемном все, от охранника досанитарки, были абсолютно свои, Николай потратил кучу времени, дожидаясь, показамотанный Славка Свиркин не раскидал остальных больных и не сделал Грише ЭКГ.

Слава богу, никакого инфаркта здесь и близконе стояло! У Гриши была нормальная электрокардиограмма спортсмена (качание мышц– какой-никакой, а все-таки спорт!) со своими типичными нарушениями, сгипертрофией левого желудочка, которая, кстати сказать, так и называется –«спортивная гипертрофия», с блокадой правой ножки пучка Гиса и остальной неудобопроизносимоймелочью.

– Ничего, здоровенький у тебямальчонка, – сказал Свиркин. – Что ты так переживаешь?

Николай пожал плечами. Неужели заметно? Чтохарактерно, он и сам не мог понять, почему его вдруг начала бить эта внутренняядрожь. Не так уж он, если честно, и волновался из-за Гриши…

– Такая ЭКГ у студентиков после ангинысплошь и рядом показывается, – успокаивающе журчал Слава Свиркин. –Конечно, кровь возьмем на сахар, на алкоголь, а потом вжарим ему глюкозы,кофеинчику – и все будет тип-топ!

– Загадочно, – сказалНиколай. – Ну загадочно, а? Ехали-ехали, вдруг парень отрубился.

– Бывает, что медицина оказываетсябессильна, – философски изрек Свиркин. – А тут совсем наоборот.Перекачался парень, зуб даю. Ну все, топай, Колька, а то меня вон на частирвут. Или, хочешь, останься, поработай со мной, а? Ты ж когда-то у нас тутпроливал пот, помнишь?

– Славка, ты меня уважаешь, я тебяуважаю, но я пошел, – испуганно выставил Николай ладони, зная невероятнуюприставучесть Свиркина, который натурально жилы вытягивал из человека своимзанудством, так что тот в конце концов готов был согласиться на все, лишь быСлава перестал нудить. – Меня ждут. У меня свидание. Я тебе потом позвоню,узнаю, как там и что с этим Гришей, ладно?

– Между прочим, я так и знал, что ты несогласишься, – грустно сказал Слава.

Николай вышел на широкое крыльцо Пятойградской, изящно избежав житейских откровений охранника Семена (двоюродногобрата, между прочим, фельдшера Палкина!), и остановился, прикидывая, как бы этополовчее и поскорее добраться до дому. Придется тащиться на Варварку либопрямиком на площадь Свободы, ждать шестой троллейбус. Ну и ладно. Конечно, натроллейбусе это минимум миниморум сорок минут…

Николай передернул плечами. Интересно, еговдруг зазнобило от холодной сырости или по причине неопределенногобеспокойства, которое так и не унимается?

Мимо крыльца, по крутой и скользкой улицеНестерова, осторожно ползло такси с зеленым огоньком, и Николай неожиданно длясебя ринулся вниз по ступенькам:

– Эй! Погоди! До Бекетовки довезешь? УголМоховой?

– Вай нот? – сказал молодойводитель, и Николай увидел рядом на пустом сиденье «Английский длябизнесменов». – Плиз, сэр.

Ну, плиз так плиз. Николай сел:

– Побыстрее, ладно?

– Но проблем.

Парень, даром что пижон, отлично знал промежуточныепути и не стал тащиться по перегруженной транспортом, утыканной светофорамиулице Ванеева, а свернул на Ошарскую и проскочил проходными дворами мимоЛапшихи.

Николай смотрел в окно. Одно время он тожечасто ездил этой дорогой. А вот и Бекетова, маячит впереди родимый перекресток…

Поглядел на счетчик, сунул руку в карманкуртки в поисках наличности – да так и окаменел, ощутив в пригоршне целый комокхрустящих бумажек.

Иисусе! Да ведь Гришино имущество так иосталось у него! Он забыл вернуть весь этот мусор по принадлежности! Николайрастерянно вынул из кармана кулак, и сразу посыпались семечки, бумажки,жевательная резинка…

– Но смокин! – строго сказал водила,и Николай невольно прыснул:

– Я и так не курю. Ты, наверное, хотелсказать, не сорить?

– Йес, сэр! – осклабился тот.

Николай начал заталкивать в карман весь этотмусор, решив, что стреляйте его, а обратно в больницу он возвращаться сейчас небудет. Тем более Грише деньги в данный конкретный момент ни к чему: капельницусделают бесплатно! А он, Николай, устал, замерз и проголодался. И вообще…

– На светофоре налево и во двор, –попросил он, методично подбирая с сиденья шелуху и бумажки. Мелькнула порваннаяоблатка от лекарств. Вчитался в буквы. «…зин». Что еще за «зин» такой?Промазин? Да нет, едва ли, это сильное анестезирующее.

Впрочем, не исключено, что и промазин. Вкаком-то детективе Дика Фрэнсиса бандиты делали жертвам обезболивающий уколпромазина, а потом ломали им кости.

Николай криво усмехнулся. А кто знает, скольдалеко простираются профессиональные интересы Гриши! Хотя тут ведь таблетки…Вряд ли это промазин. Какой-то неизвестный ему стероид? Не так уж много он ихзнает, ретаболил да нерабол.