– А часть зачем? – спросила она с подозрением.

– Потом клонирую, – объяснил я и добавил мстительно: –С некоторыми исправлениями.

Она с недоумением посмотрела на одно бедро, на другое,взглянула в зеркало, одновременно приподнимая грудь и проводя ладонями по узкойталии.

– А что ты хотел бы исправить?

– С фигурой все в порядке, – сообщил я. – А вот спричудами…

Она фыркнула:

– Тогда купи себе резиновую женщину. У них не бываетпричуд.

– Не скажи, – возразил я. – Одному моему знакомому дажерезиновая отказала.

– Дорогой, – произнесла она томно, не отрывая взглядаот своего изображения в зеркале, – я тебе ни в чем не откажу. Только позволь… япозабочусь о тебе. Я исполню все твои сексуальные фантазии…

Резко и тревожно прозвенел звонок в прихожей. Мы обавздрогнули так, что застучали кости, а в моей руке появился пистолет, будто еговыдернуло силовым шнуром. После паузы звонок повторился. Я проговорил шепотом:

– Подойди и посмотри в глазок. Если там один… кто бы нибыл, можешь впустить. А я пока побуду здесь, за шторой. Если что, старайся неоказаться на линии выстрела.

– Хорошо, дорогой…

Она пошла к двери, кутаясь в мою рубашку, будущий писк, дажесверхписк звездной моды, я шмыгнул на кухню, оттуда с сильно бьющимся сердцемнаблюдал, как эта красивая дура снова даже не наклонилась к глазку, щелкнулазадвижка, а дверь, конечно же, распахнулась во всю ширь, врывайтесь, братки,коммандос, силы спешного реагирования, звездные рейнджеры, легионеры космоса,долгопрудневцы, любера…

Ничего этого не случилось, я рассмотрел по ту сторону порогаадвоката, их узнаешь сразу, у них все адвокатское: от профессиональной улыбкидо начищенных черных, как у официантов, ботинок. В руке портфель, тожеадвокатский, хотя в таком можно спрятать и гранатомет с ящиком боеприпасов,улыбнулся еще шире, заметил ее провокационно распахивающуюся рубашку, я услышалего адвокатский голос:

– Имею ли я честь разговаривать с Лилеей?

– Это я, – ответила торкесса почему-то очень польщеннымголосом. – Заходите.

Она пропустила его в комнату, все это время я сидел как наиголках: в любую секунду в комнату могут ворваться те, кто сейчас затаилсяэтажом ниже и этажом выше. Однако дверь за адвокатом захлопнулась, там защелкаавтоматическая, торкесса не додумалась бы закрыть, адвокат прошел в комнату,портфель занял место на столе. Белые руки запорхали, словно творит заклинания,щелкнули замки, в пальцах адвоката появился лист бумаги.

Он согнал дежурную улыбку и сказал с приличествующими случаюскорбью и торжественностью:

– Ваша троюродная тетя Агнесса, уходя в мир иной,оставила вам в наследство небольшой домик. Бумаги о вступлении в наследствоможете подписать сейчас, а вступить… когда захотите, естественно.

Торкесса сказала тихим голосом:

– Тетя Агнесса?.. Я ее не помню…

– Это неважно, – ответил адвокат. – Она ли о васвспомнила, или же кто-то из родни напомнил, но в вашем распоряжении, скажучестно, неплохой домик. Ему бы небольшой косметический ремонт, и можнопринимать туристов. Это неплохой заработок! А можно и без всякого ремонта…Подпишите вот здесь… и здесь… Спасибо, все в порядке! Разрешите откланяться,столько дел, столько дел.

Мне показалось, что он бросил многозначительный взгляд всторону кухни, словно видел мой палец на курке пистолета. Торкесса проводилаего до двери, я услышал щелчок щеколды, спрятал пистолет и вышел в комнату.Бумага о вступлении в наследство лежит посреди стола, торкесса вернулась,ухватила в обе руки.

– Ты что-нибудь понимаешь?

Я потянул носом:

– Должен был остаться запах серы, но… видимо, онпользуется дезодорантом «Хуго Босс». Однако задержался бы на дольше, чую. Ты втаком наряде, и еще все время распахивается…

– Это твоя рубашка, а не какой-то там наряд, –возразила она. – И я ее придерживала! Обеими руками!

– Кроме тех случаев, – напомнил я, – когда бралабумагу. И когда подписывала. Там есть пуговицы, уже забыла? Впрочем, этоневажно. Важнее то, что нас, похоже, засекли…

Она в самом деле запахнула рубашку и застегнула на парупуговиц, спросила испуганно:

– И что теперь?

Я угрюмо промолчал, она вздохнула, я сказал расстроено:

– Одевайся. Раз уж приняла наследство, придется ехать.Иначе заподозрят… Та-а-ак, ни фига себе! Домик-то не в Урюпинске, а в каком-тоУэлльсе или Вэллсе. Это на Оловянных островах, именуемых еще Альбионом, а такжеиногда Британией? Далековато, однако. Впрочем, при нынешней глобализации этовсе одно, что в Урюпинск. А ехать придется, никто в здравом уме не откажется отхалявы и не передаст в сиротский фонд.

Она просияла, подняла телефонную трубку, я поспешно нажал нарычажок:

– Офонарела?

– Я только заказать билеты, – пролепетала она. – А тычто подумал?

– Ничего, – пробурчал я. – Я вообще не думаю. Япоступаю! По-мужски. А билеты купим в аэропорту. С рук. Так надежнее. Никто ихлебалом не успеет щелкнуть, как мы уже фью-фью – и в воздухе. Если украинскоеПВО спит, то еще и долетим… если, конечно, террористы бомбу не подложат прямо всамолет.

Она побледнела:

– В каком страшном мире живете!

– Зато прекрасном, – отрезал я. – Лучшем из миров!Иначе чего вы у нас тут ошиваетесь?

– Ну…

Из кухни раздался странный шум. Торкесса дернулась в тусторону проверить, я ощутил, как меня осыпало морозом, резко перехватил ее заруку:

– Стой! Туда нельзя.

– Почему? – удивилась она. – Пусти, мне больно.

– Вообще руку сломаю, – пригрозил я. – Это стиральнаямашина!

Она прислушалась, сказала с недоумением:

– Да, похоже… Пойду выключу.

– Стой, дура! – рявкнул я. – Ты что, не понимаешь, чтозначит, когда бытовые приборы вот так сами по себе? В самом деле не знаешь?

Из дальней комнаты послышалась музыка. Я осторожно приоткрылдверь, через щель видно заработавший жвачник. На экране сперва плясалиполуголые демократы, потом появилось огромное лицо с кустистыми бровями, глазазасветились дьявольским огнем. Мне показалось, что неизвестный зоркоосматривает комнату. Я осторожно притворил дверь, пока враг не посмотрел в этусторону, отступил и сказал тихо:

– А вот теперь рвем когти!

– Как скажешь… но ведь это очень больно?

Я мотнул головой, судорожно вспоминая все правила поведенияв таких ситуациях. Надо быть готовым к тому, что обязательно споткнусь наровном месте и брякнусь в комнате или в прихожей, а торкесса упадет не меньшетрех-пяти раз, так подчеркивается женственность и беззащитность. Впрочем, поэтой шкале торкесса упадет раз восемьсот, не меньше. Еще надо помнить, что какбы стремительно я ни летел к выходу, но ковыляющий монстр все равно как-тодогонит.