Наступила зловещая тишина, донесся плачущий голос стюардессы,резко оборвался, словно отрезанный гильотиной. В огромном салоне началась тихаяпаника. Кто-то молился, кто-то каялся в супружеской измене, в казнокрадстве,инцесте, кто-то бросился к окну, стараясь увидеть, куда падаем, другие же,напротив, отшатнулись и вжались в спинки кресел; крепко зажмурились. Наконецпосле долгого молчания в громкоговорителе раздался тот же голос:

– Извините за перерыв связи!.. Стюардесса у насновенькая, споткнулась и уронила мне на белые брюки чашечку крепкого кофе. Выможете представить, какое у меня пятно спереди…

За моей спиной кто-то всхлипнул:

– Видел бы он, какое у меня пятно сзади…

Один из пассажиров поднялся, сказал с досадой:

– Да успокойтесь вы все! Это шуточки экипажа. Скучноим, видите ли. Сейчас еще объявят, что капитан экипажа – мастер спорта попарашютному спорту. А то и весь экипаж не поленится надеть парашюты и пройти вхвост самолета. Я сам старый летчик, всегда так развлекались, чтоб вы, гады,меньше летали, мы ведь на твердых окладах.

Шум в салоне начал затихать, на него смотрели со страхом инадеждой. Из отделения для пилотов вышла милая стюардесса, красивая, какАйседора Дункан мак Лауд. Профессионально покачивая бедрами, пошла междурядами.

– Кушать будете?.. Кушать будете?.. А вы?..

– А какой выбор? – поинтересовалась торкесса.

– «Да» или «нет», – объяснила стюардесса мило.

Торкесса онемела, а пассажир, сидевший впереди, обернулся кнам и сказал успокаивающе:

– Ничего, скоро все изменится… Американская компания«Боинг-750» и российское КБ «Сухой» объявили о совместном создании самолета«Бухой 750». В них даже коньяки будут!

Торкесса вздохнула:

– Когда-то и в самолетах Аэрофлота были. И кагор,дорогие вина…

Она вздохнула, а я посмотрел на ее юное чистое личико иподумал настороженно, что не восемнадцать тебе лет, голубушка, не восемнадцать.Другой режим был в стране, когда стюардессы Аэрофлота дорогие вина развозили настоликах. Ах да, тебе же чужую память закачивали…

Торкесса промолчала, а я, чтобы не казаться невежливойпарой, спросил у соседа вежливо:

– И как вам полет? Многие сейчас предпочитают поезда.Говорят, безопаснее.

Он скосил глаза, чтобы из-за высокого подзатыльника лучшевидеть мое лицо, рассыпался в доверительном смехе:

– Наш рейс – самый безопасный!..

– А всякие там террористы? – спросил я. – Только о нихи слышно. И все с бомбами!

Он засмеялся еще заливистее, сообщил шепотом:

– По теории вероятности бомбу подкладывают в каждыйстотысячный самолет. Я летаю не каждый день, что значит вероятность попастьименно в такой самолет вообще стомиллионная!.. А скажите, какова вероятность,что на одном и том же самолете окажутся две бомбы? Вообщестотысячтриллионная!.. Так что все в порядке, уверяю вас. Я всегда вожу с собойбомбу, тяжело, правда, зато летаю спокойно.

Я пролепетал обалдело:

– Да… что-то в этой логике есть…

Торкесса отвернулась к окну, я рассеянно посматривал посторонам, а мой сосед с другой стороны, через узкий проход, полный мужик срозовым лицом, начал медленно зеленеть, лоб покрылся испариной, мелкимикапельками пота, что выросли до размеров виноградин. Я посматривалсочувствующе, мужик совсем плох, начинает дергаться, такой если блеванет, то именя достанет, я сказал сочувствующе:

– Да вы успокойтесь, успокойтесь… Ничего страшного.Видите, у вас над головой кнопочка?

Он прохрипел:

– Ну и че?

– Нажмите, – посоветовал я.

– И че?

– У стюардессы в ее кабине загорится лампочка…

Он прохрипел люто:

– Мать ее… мне плохо, мне гадко, сейчас сблевану, аона, мать ее, сама себе лампочку зажечь не может? Ну, Аэрофлот, ну порядочки…Щас я им всем морды начищу…

Он сорвался с места и, пошатываясь, направился к пилотскойкабине. Я покачал головой, спросил у торкессы:

– Не тошнит?

– Тошнит, – ответила она сердито. – Но полет здесь нипри чем.

От пилотской кабины раздался шум, раздраженные голоса, потомщелкнуло, все в салоне услышали частое дыхание, шум борьбы, затем сдавленныйголос пилота:

– Говорит борт триста семидесятый. Мы захваченытеррористами… Требуют изменить курс на Эмпайр стейтс билдинг.

После паузы раздался беспечный голос:

– Говорит диспетчер Шереметьево-два. Щас проверим,никуда не уходите, хорошо?.. Та-а-ак, согласно таможенной декларации на вашсамолет пронесли девяносто семь килограммов тротила. Мы еще подумали, на хренаим столько?

Торкесса прошептала:

– Надо узнать, куда требуют изменить курс! Вдруг этотЭмпайр стейтс ближе, чем Хитроу?

– Дура, – сказал я, – это вообще в другой стране.Хорошо бы, конечно, чтобы самолет повалил их небоскребы, но тогда не попасть вАнглию… Черт, мы сейчас не над Украиной?

– А что такое?

– Да так, – ответил я хмуро. – Впрочем, американскиесамолеты и российские ракеты тоже созданы друг для друга… Ну что за экстримнаяжизнь! Нам только над Австралией безопасно. Да и то вдруг страусы нагнездование полетят…

Сосед впереди меня начал медленно зеленеть, пальцы нервнозабарабанили по крышке чемоданчика. Я наклонился вперед, прошептал негромко:

– А жизнь-то вне всякой логики…

– Не понимаю, – ответил он потрясенно, – ведь одна жестотысячтриллионная…

– А вероятность жизни на Земле, – ответил я, – вообщеодна стоундециллионная… Даже гугольная! Оттуда все и пошло. Кстати, видите, какреагируют пассажиры? Посмеиваются. Опять, значит, шуточки экипажа…

Торкесса нервно завозилась, сказала тихо:

– Мне нужно в туалет.

– Терпи, – посоветовал я хмуро. – Все туалеты заняты.

– Да в этом самолете их в десять раз больше, чем былораньше!

Я покачал головой:

– Ты все еще не знаешь, зачем в самолетах и поездахтуалеты? Темнота… Уже по всему миру эти клубы экстримного секса. Любители кто втуалетах, на эскалаторах, в лифтах… С учетом роста подобных экстремалов частьплощадей приходится отдавать под новые кабинки.

У торкессы от любопытства загорелись глаза, я намотал себена ус, давненько не бывала на Земле, такую новость запомнила бы в первуюочередь, но сейчас сосредоточился на проблеме, как же все-таки попасть в такуюблизкую Англию, ведь через океан лететь, а потом обратно – влом, да и грохнутнас по дороге, если пролетим вблизи Украины…