– Тихо, – прошипел я.

– У тебя есть план?

– Что бы мы сейчас ни задумали, случится обязательнодругое…

Она поперхнулась и уставилась на меня расширенными глазами.Я прямо с кресла перекатился через голову, держа пистолеты на вытянутых руках.Через мгновение донесся шорох от двери, словно некто пытается открыть ключом.Через минуту щель между дверью и косяком начала увеличиваться. Я показалторкессе знаками, что орудуют либо по старинке ломиком, либо пользуются такойхитрой машинкой с навороченным процессором: вставляешь в щель, а там она позаданной программе пыжится, отжимает дверь, пока язычок замка не выскользнет изпаза.

Торкесса спряталась за шторкой с автоматом в руках, я всталв соседней комнате за дверью. Щелкнул замок, дверь распахнулась. В комнату стопотом ворвались двое, дверь тут же захлопнулась. Момент рискованный, но ятолчком распахнул свою дверь и встал в дверном проеме с двумя пистолетами вруках.

– Стоять!.. Даже не дышать!

Как я и надеялся, они устремились было в ту комнату, гдечерез дверной проем виден комп, видеоаппаратура. От окрика обомлели, застыли споднятыми руками. На пол с грохотом посыпались связки ключей, фомка, наборотмычек. Один выронил даже брезентовую сумку, с такими ездят все челноки.

– А теперь медленно повернитесь, – скомандовал я. –очень медленно… Очень!

Торкесса вышла с автоматом в руках. Лицо безжалостное, вглазах стальной блеск прирожденного убийцы, какой бывает только женщина, ведьмы, мужчины, всегда более сентиментальные и чувствительные, нас легкоразжалобить, а то и удачной шуткой купить жизнь, в то время как женщины шутокне понимают, а увидеть женщину с оружием в руках – это пострашнее, чем узретьее за рулем КамАЗа на скорости в сто семьдесят в час.

Один из грабителей взмолился:

– Пощадите!.. Я же не знал, что здесь кто-то!

Второй мелко-мелко трясся. Я спросил сурово:

– А почему именно эта квартира?

Первый сказал жалким голосом:

– Нам ее заказали. Просто заказали!.. Правда, странныйтакой заказ…

– В чем странный?

Первый заторопился, видя, что я заинтересовался:

– Один сказал, что в этой квартире золото и бриллианты!И пачки баксов. А когда я спросил, какова его доля за наводку, он засмеялся исказал, что ничего не надо. В этой квартире богатый хахаль его жены, вот ихочет просто отомстить… Я заподозрил неладное, но мой напарник настоял.

Я сказал наставительно:

– Жадность не одного фраера сгубила.

– Жадность – это не порок, а необходимость, – буркнулнапарник, впервые раскрывая рот. – Пролетариат не выбирает…

Торкесса подала голос:

– Заказчик просто проверяет нас. Уверена, что на обоих«жучки».

Я подошел к одному, ощупал, затем к другому, снял и бросилна стол двух жучков: майского и божью коровку. Майский упал и спину и вялошевелил лапами, а божья коровка резво побежала по столу, выпростала из-подярко-красного с крапинками панциря тонкие крылышки, завибрировала ими и уженачала было взлетать, как я с маху прихлопнул ее ладонью. Она отчаяннобрыкалась, поднимала мою руку, как домкратом, тогда я дважды припечатал еерукоятью пистолета.

Со второго удара коровка замерла, брюшко лопнуло, посыпалиськристаллы микросхем. Хрущ понял, что мы не зеленые, ценность любой жизни воВселенной до нас не доходит, застыл, глядя на меня умоляюще всеми фасеткамиглаз.

– Отключись, – велел я.

Хрущ торопливо подвигал лапками, вокруг него возниклооблачко дурно пахнущего газа, тут же рассеялось. Я повернулся к грабителям.

– Что же мне с вами делать? – спросил я задумчиво. –Растворить в серной кислоте и слить в ванне?.. Или замуровать в стену?

Торкесса сказала очень серьезно:

– Лучше в пол. Сейчас модно утепленные полы…

Первый грабитель взмолился:

– Да какое с меня тепло?

Из спальни раздался треск, глухое ворчание. Мы с торкессойпереглянулись, она побледнела, попятилась к двери.

Я кивнул, сказал громко:

– Телевизор не выключила, ну да ладно, пусть… А вы воттак мордами вниз час, поняли? А потом хоть в милицию, хоть в Гаагский трибунал…

Я пятился к двери, не сводя с них взгляда. Торкесса уже поту сторону порога, я выскочил и захлопнул дверь. Торкесса метнулась к лифту,поспешно нажимала кнопки. Я торопливо запирал квартиру на все замки, пальцывздрагивали, ключ дважды промахивался мимо скважины, один раз вообщевыскользнул из пальцев, словно свежепойманный пескарь, и упал на пол.

– Молодец, – сказал я, оборачиваясь, – молодец. Ты всамом деле хороша.

Она просияла:

– Правда?

– Точно, – заверил я и не стал добавлять обязательное втаких случаях насчет спанья носом к стенке. Зачем, если в самом деле хороша, ачто дурочка, так это комплимент нам: женщинам приходится срочно умнеть, когдадуреем мы, мужчины, а дурочка может счастливо верещать только возле сильного иумного, у которого мозгов на двоих хватит. – Ты прелесть.

Двери горячего эстонского лифта начали раздвигаться састрономической неспешностью, в это время из-за двери оставленной квартирыдонеслись крики, шум, грохот, стук падающей мебели. Из квартиры напротив вышелэлегантно одетый мужчина, быстро запер дверь, улыбнулся нам. Торкесса кивнулаему с улыбкой, мол, подержим лифт, без вас не уедем. Я вскочил в кабину,отпихнул торкессу в глубину, а когда улыбающийся мужчина подошел и уже занесбыло ногу, чтобы войти, я коротким ударом в нос заставил его отшатнуться, тутже нажал на кнопку с цифрой 1.

У торкессы расширились глаза.

– Ты чего? Нельзя же быть таким ревнивым!.. Нуулыбнулась… Может быть, только чуть-чуть поддразнить хотела… На самом деле онменя вовсе не интересует. А ты прям какой-то бешеный!

– Я такой, – согласился я. Внутри все дрожало идребезжало. – Я прям Отелло. Не забывай молиться. Чтобы лифт не застрял.

Она посматривала на меня снизу вверх с новым выражением:авось в самом деле ревную к каждому столбу. Если у стен есть уши, то можнодогадываться, что есть у каждого столба!

Огоньки вспыхивают медленно, как черепахи переползая вниз,пока не приблизились к цифре 1. Я отпихнул торкессу за спину, не до приличий,какова она сзади, уже рассмотрел раньше, дверь распахнулась. Я ударил прямымправой… в пустоту, к счастью. Что-то не так, мелькнула трусливая мысль, ведькак бы монстр медленно ни двигался, все равно обязательно догонит, а то иокажется впереди настолько, чтобы мы с разгона ему в объятия.