— Мы хорошо выспимся. Бедная ты моя Кэт! Досталось тебе этойночью.

— Мне было очень весело, — сказала Кэтрин. — Особенно когдаты сидел с зонтиком.

— Ты понимаешь, что мы в Швейцарии?

— Нет, мне все кажется: вот я проснусь, и это все неправда.

— И мне тоже.

— Но ведь это правда, милый? Это ведь не на Миланский вокзаля еду провожать тебя?

— Надеюсь, что нет.

— Не говори так. Я боюсь. Вдруг это в самом деле так.

— Я точно пьяный и ничего не соображаю, — сказал я.

— Покажи свои руки.

Я протянул ей обе руки. Они были стерты до живого мяса.

— Только в боку раны нет, — сказал я.

— Не богохульствуй.

Я очень устал, и у меня кружилась голова. Все мое оживлениепропало. Экипаж катился по улице.

— Бедные руки! — сказала Кэтрин.

— Не тронь их, — сказал я. — Что за черт, я не пойму, гдемы. Куда мы едем, кучер?

Кучер остановил лошадь.

— В отель «Метрополь». Разве вы не туда хотели?

— Да, да, — сказал я. — Все в порядке, Кэт.

— Все в порядке, милый. Не волнуйся. Мы хорошо выспимся, изавтра ты уже не будешь точно пьяный.

— Я совсем пьяный, — сказал я. — Весь этот день похож наоперетту. Может быть, я голоден.

— Ты просто устал, милый. Это все пройдет.

Экипаж остановился у отеля. Мальчик вышел взять нашичемоданы.

— Уже проходит, — сказал я. Мы были на мостовой и шли котелю.

— Я знала, что пройдет. Ты просто устал. Тебе нужновыспаться.

— Во всяком случае, мы в Швейцарии.

— Да, мы действительно в Швейцарии.

Вслед за мальчиком с чемоданами мы вошли в отель.

В ту осень снег выпал очень поздно. Мы жили в деревянномдомике среди сосен на склоне горы, и по ночам бывали заморозки, так что вода вдвух кувшинах на умывальнике покрывалась к утру тонкой корочкой льда. MadameГуттинген рано утром входила в комнату, чтобы закрыть окна, и разводила огонь ввысокой изразцовой печке. Сосновые дрова трещали и разгорались, и огонь в печкеначинал гудеть, и madame Гуттинген во второй раз входила в комнату, несятолстые поленья для печки и кувшин с горячей водой. Когда комната нагревалась,она приносила завтрак. Завтракая в постели, мы видели озеро и горы по тусторону озера, на французском берегу. На вершинах гор лежал снег, и озеро былосерое со стальной синевой.

Снаружи, перед самым домом, проходила дорога. От морозаколеи и борозды были твердые, как камень, и дорога упорно лезла вверх черезрощу и потом, опоясав гору, выбиралась туда, где были луга, и сараи, и хижины влугах на опушке леса, над самой долиной. Долина была глубокая, и на дне еепротекала речка, впадавшая в озеро, и когда ветер дул из долины, слышно было,как речка шумит по камням.

Иногда мы сворачивали с дороги и шли тропинкой черезсосновую рощу. В роще земля под ногами была мягкая: она не отвердела от мороза,как на дороге. Но нам не мешало то, что земля на дороге твердая, потому чтоподошвы и каблуки у нас были подбиты гвоздями, и гвозди вонзались в мерзлуюземлю, и в подбитых гвоздями башмаках идти по дороге было приятно и как-тободрило. Но идти рощей было тоже очень хорошо.

От дома, в котором мы жили, начинался крутой спуск кнебольшой равнине у озера, и в солнечные дни мы сидели на веранде, и нам быловидно, как вьется дорога по горному склону, и виден был склон другой горы ирасположенные террасами виноградники, где все лозы уже высохли по-зимнему, и поля,разделенные каменными оградами, и пониже виноградников городские дома на узкойравнине у берега озера. На озере был островок с двумя деревьями, и деревья былипохожи на двойной парус рыбачьей лодки. Горы по ту сторону озера были крутые иостроконечные, и у южного края озера длинной впадиной между двумя горнымикряжами лежала долина Роны, а в дальнем конце, там, где долину срезали горы,был Дан-дю-Миди. Это была высокая снежная гора, и она господствовала наддолиной, но она была так далеко, что не отбрасывала тени.

Когда было солнечно, мы завтракали на веранде, но остальноевремя мы ели наверху, в маленькой комнатке с дощатыми стенами и большой печкойв углу. Мы накупили в городе журналов и книг и выучились многим карточным играмдля двоих. Маленькая комната с печкой была нашей гостиной и столовой. Там былодва удобных кресла и столик для журналов и книг, а в карты мы играли наобеденном столе, после того как уберут посуду. Monsieur и madame Гуттинген жиливнизу, и вечерами мы иногда слышали, как они разговаривают, и они тоже былиочень счастливы вдвоем. Он когда-то был обер-кельнером, а она работалагорничной в том же отеле, и они скопили деньги на покупку этого дома. У них былсын, который готовился стать обер-кельнером. Он служил в отеле в Цюрихе. Внизубыло помещение, где торговали вином и пивом, и по вечерам мы иногда слышали,как на дороге останавливались повозки и мужчины поднимались по ступенькам в домпропустить стаканчик.

В коридоре перед нашей комнатой стоял ящик с дровами, иоттуда я брал поленья, чтоб подбрасывать в печку. Но мы не засиживались поздно.Мы ложились спать в нашей большой спальне, не зажигая огня, и, раздевшись, яоткрывал окна, и смотрел в ночь, и на холодные звезды, и на сосны под окнами, ипотом как можно быстрее ложился в постель. Хорошо в постели, когда воздух такойхолодный и чистый, а за окном ночь. Мы спали крепко, и если ночью я просыпался,то знал отчего, и тогда я отодвигал пуховик, очень осторожно, чтобы неразбудить Кэтрин, и опять засыпал, с новым чувством легкости от тонкого одеяла.Война казалась далекой, как футбольный матч в чужом колледже. Но из газет язнал, что бои в горах все еще идут, потому что до сих пор не выпал снег.