Когда рассказ был окончен, Мальоре сказал:

– Тебе повезло, что они за тобой не следили. Сейчас бы сиделуже в тюряге.

Он наелся до отвала. Вот уже пять лет он не обедал таквкусно. Он похвалил угощение, и Мальоре расплылся в улыбке.

– Многие из моих друзей больше не едят спагетти, – сказалон. – Они считают, что вроде как должны держать марку. Вот и ходят по«Макдональдсам», во французские рестораны, в шведские… Вот и получают язвужелудка. Почему? Да потому что человек не может измениться. – Он вылил себе натарелку соус из запачканного жиром картонного ведерка, в котором было поданоспагетти, и стал макать в него чесночный хлеб. Потом он прервался на время,поднял на него свои странные, увеличенные линзами глаза и сказал:

– Ты просишь, чтобы я помог тебе совершить смертный грех.

Он непонимающе уставился на Мальоре, не в силах скрытьсвоего удивления.

Мальоре обиженно засмеялся. – Я знаю, о чем ты думаешь. Тыдумаешь, что когда такой человек, как я, начинает рассуждать о грехе, то этозвучит, глупо. Я уже как-то говорил тебе, что пришил одного парня. Так вот, насамом деле гораздо больше. Но я никогда не убивал человека, который не заслужилбы смерти. Я смотрю на это так: если человек умирает раньше, чем ему суждено Богом,то можно считать, что ему повезло. Грехи такого парня ему не засчитываются. Богпросто обязан пощадить его, потому что у него не было времени на раскаяние. Такчто, если я кого убиваю, то я его спасаю от адских мук. Получается, что для техпарней, которых я пришил, я сделал больше, чем сам Папа Римский. Думаю, Господьоб этом знает. Но сейчас не об этом речь. Ты мне нравишься. У тебя естьмужество. Трус не стал бы швыряться зажигательными бомбами. Но то, о чем тыменя просишь, это, знаешь ли…

– Но вы ничего не должны делать. Я все сделаю сам, по своейволе.

Мальоре закатил глаза. – Господь Иисус Христос! ПресвятаяДева Мария! Плотник Иосиф! Ну почему ты никак от меня не отцепишься?

– Потому что у вас есть то, что мне нужно.

– Это еще не значит, что ты это получишь.

– Так вы поможете мне или нет?

– Я не знаю.

– У меня есть деньги. Во всяком случае, появятся черезнекоторое время.

– Дело не в деньгах, дело в принципе. Я никогда раньше неимел дела с людьми, у которых поехала крыша. Мне надо будет все обдумать. Ятебе позвоню.

Он решил, что пока не стоит настаивать, и, распрощавшись,ушел.

Он как раз заполнял уведомление о переезде, когда появилисьлюди Мальоре. Они приехали на белом фургоне фирмы «Эконолайн», на боку которогобыл нарисован танцующий телевизор с улыбкой во весь экран. Под телевизором шланадпись:

ПРОДАЖА И РЕМОНТ

ТЕЛЕВИЗОРОВ «Рэй и К»

К нему вошли двое людей в зеленых комбинезонах с большимисаквояжами, набитыми инструментами. В саквояжах лежало настоящее оборудованиедля, ремонта телевизоров и еще много всякой всячины. Они проверили дом. Этаоперация заняла полтора часа. Они нашли жучки в обоих телефонных аппаратах,один жучок в спальне, один – в столовой. В гараже жучков не оказалось, чтопринесло ему большое облегчение.

– Ублюдки, – сказал он, рассматривая лежащие на ладониблестящие жучки. Потом он бросил их на пол и раздавил каблуком.

По дороге к выходу один из мастеров сказал не без некотороговосхищения:

– Да, мистер, ну и задали вы жару этому телевизору. Сколькораз вы его ударили?

– Один раз, – ответил он.

Когда они уехали, он смел останки жучков на совок и выбросилих в мусорное ведро. Потом он приготовил себе выпить.

В половину третьего людей в банке почти не оказалось, и онсел за один из столов в центре помещения и достал из бумажника чек отГородского Совета и чековую книжку. Он вырвал из чековой книжки один бланк и вграфе выдать проставил сумму 34,250. Потом он подошел к окошечку и протянулкассирше чек и бланк.

Кассирша, молоденькая девчонка с волосами черными, каксмертный грех, в коротком малиновом платье и прозрачных колготках, при видекоторых Папа Римский закричал бы: «Отойди от меня, Сатана!», перевела взгляд сбланка на чек и обратно. На лице ее появилось недоуменное выражение.

– Что-нибудь не так с чеком? – любезно спросил он. Онвынужден был признаться самому себе, что наслаждается этой сценой.

– Да нет, но… Вы хотите положить на счет тридцать четыретысячи двести пятьдесят долларов? И такая же сумма нужна вам наличными, так?

Он кивнул.

– Секундочку, сэр, подождите, пожалуйста. Он улыбнулся икивнул, не отрывая глаз от стройных ног девушки. Девушка отправилась к столуменеджера, расположенному за ромбовидной решеткой, хотя и не отделенному отвнешнего мира стеклом, словно для того чтобы показать, что это такой жечеловек, как вы и я… Ну, во всяком случае, почти такой же. Менеджер былчеловеком средних лет, одетым в молодежную одежду. Лицо его было столь жеузким, как врата рая. Когда кассирша подошла к нему, он вопросительно поднялброви.

Они обсудили содержание чека, надпись на бланке, последствияэтой надписи для банка и, возможно, для всей федеральной банковской системы.Девушка наклонилась над столом, и из-под платья ее показался край розовато-лиловойкомбинации, отороченной кружевом.

О, любовь моя, моя незабвенная любовь, – подумал он. –Приходи ко мне домой, и мы будем трахаться до скончания века, а может быть, дотого момента, когда кран сокрушит мой дом – уж не знаю, что наступит раньше.

Эта мысль вызвала у него улыбку. У него наступила эрекция…Частичная, по крайней мере. Он оторвался от девушки и оглядел банк. Междусейфом и входными дверьми стоял равнодушный охранник – возможно, отставнойполицейский. Пожилая женщина ставила витиеватую подпись на синем чеке службысоциального обеспечения. На левой стене висел плакат с изображением Земли,снятой из космоса. Земля была похожа на сине-зеленую драгоценность, уложеннуюна черный бархат. Над планетой шла надпись большими буквами:

КАТИСЬ ОТСЮДА

Под планетой надпись продолжалась, но уже буквами поменьше:

С ОТПУСКНОЙ ССУДОЙ ПЕРВОГО БАНКА

Хорошенькая кассирша вернулась. – Мне придется выдать вамэту сумму пятисотдолларовыми и стодолларовыми купюрами, – сказала она.

– Отлично.

Она выписала расписку в получении вклада и отправилась вхранилище. Когда она вышла обратно, в руках у нее был небольшой чемоданчик. Онапозвала охранника, и он подошел к ней, подозрительно глядя на него.