– Извини, Ба. Я просто не могу есть, когда нервничаю.

– Это с моей стороны не обида, а практичность,Мерри. – Она шевельнула рукой, и открылась дверь в холл и на лестницу.Тарелки с едой поплыли к двери.

– Какой цели послужило бы, если бы нас с Галеномказнили? – спросила я.

Тарелки еще шли к дверям в неровном танце, но Ба повернуласько мне, не сбившись с ритма и ничего не пролив.

– Лучше было бы спросить, какой цели послужило бы, еслибы найдено было кольцо королевы, обернутое в любовное заклинание, созданное длятебя.

– Но оно не было создано для меня. Это могло быть длякого угодно, кто оказался бы на заднем сиденье.

– Я так не думаю, – произнесла Ба. Взяв меня заруку, она провела пальцем по серебряной ленте кольца. На ее прикосновение онотоже не отозвалось, как и на прикосновение Галена. – Это кольцо королевы,а ты с ней одной крови. Если бы не случайный порядок рождения, Эссус мог быбыть королем. Ты была бы сейчас королевой, а не Андаис. И твой кузен Кел был бывторым в очереди к трону, а не ты.

– Отец никогда не одобрял, как Андаис ведет Двор.

– Я знаю, что его склоняли убить сестру и занятьтрон, – сказала Ба.

Я даже не пыталась скрыть удивление:

– Я не знала, что это общеизвестно.

– А почему же его убили, Мерри, как ты думаешь? Кое-ктонервничал, что Эссус может последовать совету и развязать гражданскую войну.

Я стиснула ее руку:

– Ты знаешь, кто приказал его убить?

Она покачала головой:

– Если бы я знала, дитя, я бы тебе уже давно сказала. Яне была допущена к внутренней механике обоих Дворов. Меня терпели, но не болеетого.

– Отец тебя не только терпел, – сказала я.

– Он – да. Он дал мне великую милость наблюдать, как тыпревращаешься из младенца в женщину. Я всегда буду ему за это благодарна.

– Я тоже, – улыбнулась я.

Ба выпрямилась, сцепила руки на коленях – верный признактого, что ей неловко.

– Если бы только твоя мать могла разглядеть его золотуюсуть, но ее ослеплял тот факт, что он был неблагим. Я знала, когда онапозволила включить себя в мирный договор, что дело горем кончится. КорольТаранис использовал Бесабу как неодушевленный предмет.

– Мать хотела выйти за какого-нибудь принца БлагогоДвора. Никто из них до нее бы и не дотронулся, потому что какая бы она ни былавысокая и красивая, взять ее на свое ложе они боялись. Боялись смешать своючистую кровь с ее. Они бы не стали марать себя об нее, особенно после того какее сестра-близнец Элунед забеременела после всего одной ночи с Артагоном и темпоймала его в брачную ловушку.

Ба кивнула.

– Твоя мать всегда считала, что Элунед разрушила еенадежды на брак при Благом Дворе.

– Так и было, – сказала я. – Особенно послетою, как у них родилась дочь и она... – я посмотрела ей в лицо, –была похожа на тебя.

Я протянула ей руку. Она взяла ее.

– Я знаю, что думают о моей внешности благие, деточка.Я знаю, что думают мои другие внучки о семейном сходстве.

– Мама пошла к отцу, потому что король Таранис ейобещал любовника королевской крови, когда она вернется. Три года посрединечистого, нечестивого Неблагого Двора, и она будет иметь право вернуться иполучить благого любовника. Думаю, что она не ожидала беременности в первый жегод.

– Отчего временный союз стал постоянным, –заметила Ба. Я кивнула.

– Вот почему я при Благом Дворе называюсь ПогибельБесабы. Мое рождение привязало ее к Неблагому Двору. Она всегда за это меняненавидела.

Ба покачала головой:

– Твоя мать – моя дочь, и я люблю ее, но она иногдаслишком сильно... путает, кого она любит и почему.

Я про себя давно решила, что моя мать не любит никого иничего, кроме собственных амбиций, но вслух не сказала. В конце концов, Ба – еемать.

Вечернее солнце висело низко и тяжело.

– Мне надо заехать в отель и переодеться для торжества.

Ба взяла меня за руку:

– Тебе следует остаться у меня.

– Нет, и ты знаешь почему.

– Я наложу защиту на дом и землю, на которой он стоит.

– Защиту, которая устоит перед Королевой Воздуха иТьмы? Или кого там еще, кто пытается меня убить? Не думаю.

Я обняла Ба, и ее худенькие руки обвили меня, прижали к нейс силой, которой вообще не могло бы быть в таком хрупком теле.

– Осторожнее будь сегодня, Мерри. Мне невыносимо былобы тебя потерять.

Я погладила эти чудесные волосы и через плечо Ба увиделафотографию. Это был портрет Уара Свирепого, когда-то бывшего ее мужем. Высокий,сильный. Фотографу пришлось посадить его на стул, а ее поставить рядом. Ее рукалежала у него на плече, волосы его спадали золотыми волнами. Черный костюм,белая рубашка, ничего примечательного. Ничего примечательного – кроме его лица.Очень... очень красивого. Глаза – круги синего в синем. Воплощение всего, чтотолько может пожелать женщина, будь она фея или человек. Но Свирепым егоназвали не только за то, что он породил трех чудовищных сыновей.

Он лупил мою бабушку за то, что она была уродка. За то, чтоона не королевской крови. За то, что родила ему дочерей-близнецов, а этозначило, что, если она не согласится на развод, брак будет вечным. Насчет Ба иУара вечность – это не фигура речи.

На фейрийский вариант развода она согласилась только тригода назад, когда я покинула Двор. Я даже гадала, не за то ли она на этосогласилась, чтобы он вступился за меня перед Андаис. Он был силен, а силуАндаис уважает. Я не хочу сказать, что Уар ей пригрозил. Нет, это было бы немудро. Но он мог предложить, чтобы меня на время оставили в покое.

Я так и не спросила. Сейчас я отодвинулась от нее,посмотрела в эти огромные карие глаза, так похожие на глаза моей матери.

– Зачем ты дала ему развод три года назад? Почемуименно тогда?

– Потому что настало время, дитя, – времяотпустить его.

– Он не говорил с Андаис обо мне? Это не было ценой заего свободу?

Она рассмеялась – громко, долго.

– Дитя мое, неужто ты думаешь, что этот напыщенныйбурдюк стал бы говорить с Королевой Воздуха и Тьмы? Он до сих пор не оправилсяот потрясения, что трех его сыновей вышибли от его Двора и они были вынужденывойти в народ Андаис.

Я кивнула.

– Мои кузены на самом деле не так уж плохи. Теперьхирургические перчатки делаются такие тонкие, что их почти не замечаешь. Онибольше не отравляют никого случайным прикосновением.