– Видишь, – улыбнулась бабаКатя, – я себе помочь решила: коли Настя найдется и за новые художества зарешетку угодит, мне бояться до конца жизни некого. Хочешь мой совет?

– Да, – кивнула я.

– Кто такая Лера, я не знаю.

– Жаль.

– Опара ничего про родственников неговорила. Езжай в монастырь, он тут недалеко, и там покопай. Может, ниточка ипотянется.

– Похоже, в этой обители провела детствоЛуиза, мать ее бухгалтером служила в монастыре, где настоятельницей женщина поимени Епифания, – пробормотала я.

– Вот видишь! – удовлетвореннокивнула знахарка. – Одно к одному. Все нити у Епифании.

– Но как я попаду в обитель?

– Проще некуда, – ответиласобеседница, – завтра праздник церковный, утром, в шесть, на первойэлектричке послушницы поедут, ты к ним прибейся. Только оденься соответственно,платье темное, длинное, платок на голову, косметики никакой, ботинки безкаблуков, сумку прихвати тряпичную, самую обычную, белье надень не кружевное,простое, белое, да крест на шею не забудь, только ты его на шнурок приспособь,не надо золотой цепочки и украшений всяких. Молитвы знаешь?

– Нет.

– Совсем?

– «Отче наш» могу прочитать.

– Да уж, – крякнула баба Катя, потомона встала, принесла из комнаты тоненькую книжечку и протянула мне, – вотхоть почитай. А сейчас я тебе кое-какие правила разъясню… Во-первых, ни закакую работу не берись, не испросивши благословения.

– У кого?

– А у того, к кому приставят, слушайспокойно, не перебивай, ничего хитрого нет, – продолжала баба Катя.

Инструктаж длился долго, говорила баба Катяровно, методично, и под конец я поняла, что забыла начало наставлений, в моейголове, очевидно, дырявой, словно решето, полученные знания долго незадерживались. В конце концов знахарка остановилась.

– Ладно, – вздохнула она, –смотри внимательно за послушницами и все за ними повторяй. Начали креститься –и ты следом, поняла?

– А если ошибусь?

– Не в чем там ошибаться.

– Вдруг поймут, что я ничего в обрядах несмыслю?

Баба Катя рассмеялась.

– Дурой прикинешься, идиоткой. Таких пообителям тьма шляется! К блаженным монашки привыкли, никого ты не удивишь,главное, ничего о себе не рассказывай, подробностей никаких о жизни не сообщай,говори просто: жила вместе с бабкой, та умерла, а внучке перед смертью велелаза ее душу в монастыре помолиться, и дальше ни-ни, слушай и смотри, думаю,много всякого узнаешь, если хитро себя поведешь. Ты рисовать умеешь?

– Нет.

– А шить?

– Вообще никак.

– Может, пишешь красиво?

– Словно курица лапой.

– Поешь?

– Ой, что вы, ни голоса, ни слуха.

– Вот оказия, – покачала головойбаба Катя, – хоть какой-нибудь талант имеешь? В монастырях рукодельниц ипевиц любят.

– Книжки пишу, детективы, они хорошопродаются!

– Ну это тебе не в плюс, – вздохнулабаба Катя, – поставят в свинарник или на кухне. В общем, думай до завтра,чем из общей массы выделиться сумеешь, какой от тебя прок обители. Иначе нахоздворе останешься!

Домой я вернулась поздно, по дороге купилазапас продуктов и, решив еще прихватить вкусных булочек, притормозила у хорошознакомого магазинчика-пекарни.

Продавщица, увидев меня, воскликнула:

– Ваши любимые, с корицей, в духовкестоят!

– И долго им печься? – пригорюниласья.

Девушка бросила взгляд на часы.

– Семь минут.

– Нет проблемы, посижу пока в машине,покурю, – обрадовалась я и вернулась в «Жигули».

Меня трудно назвать настоящей курильщицой,потому что дымлю я нечасто, две-три сигареты в день, не более, легко могуобойтись вообще без табачных изделий, в моем случае речь идет не о пагубнойпривычке, а о баловстве. Но иногда, как, например, сегодня, к пачке с надписью«Минздрав предупреждает» меня толкает усталость.

Я устроилась за рулем, щелкнула зажигалкой ипринялась бездумно смотреть, как легкий серо-синий дымок утекает через открытоеокно на улицу. Стояла непривычная для Москвы тишина. Впрочем, пекарнярасположена в маленьком переулочке, знают о ней лишь постоянные покупатели, восновном такие, как мы с Томочкой, местные жители.

Внезапно около лавки материализоваласьживописная группа – трое парней в милицейской форме, толстых, похожих нараскормленных мышей. С ними была девушка, крохотная, ростом ниже меня, весом,наверное, кило тридцать, не больше. Сначала я приняла ее за ребенка одного изментов, потом, приглядевшись поняла, что щуплое, смахивающее на больного комаратщедушное создание тоже находится при исполнении служебных обязанностей, надевочке красовались форменная юбка и рубашка с погонами. В руках она держалаповодок, на другом конце которого был привязан здоровенный ротвейлер сдобродушной мордой. Собачка, встань она на задние лапы, явно оказалась бы вышехозяйки, да и веса в ней было вдвое больше.

– Слышь, Таньк, – сказал один изментов, когда процессия достигла пекарни, – постой тут, мы булочек купим.

– Я с вами, мальчики, – голосомтрехлетней малышки пропищала коллега.

– С собакой в магазин нельзя, –возразил другой парень.

– Ладно, – кивнула Таня.

– Стой спокойно.

– Ага.

– Мы сейчас.

– Ладно.

– Не бойся, с тобой же Гектор.

– Мне совсем не страшно, – дрожащимдискантом заявила Таня, – кого тут опасаться?

Милиционеры исчезли в магазине, Таня прижаласьк стене, и тут, словно черти из табакерки, появились два рослых парня оченьнеприятного вида, с наглыми улыбками.

– Че, – сказал один, – булоквозьмем или ну их на…

– Гля, Павлуха, какая киса, – заржалдругой, черноволосый юноша, – хорошенькая.

– Этта што ль?

– Ну!

– Рожа как задница, – вынес вердиктПавел, оглядев Таню, та, вспыхнув огнем, отвернулась.