— Налоги большие? — спросил я.

— Большие, — вздохнул крестьянин. — Но кудаподаться? В других землях дерут больше. А здесь хоть видно, куда уходят.Господин Катарган велел управляющим собирать раз в год старост всех сел иотчитываться, куда и на что пошло сколько денег. Мы видим, сколько затрачено напостройку мостов, у нас они самые лучшие, на прокладку дорог, на дома длястариков… Он разрешил знахарям селиться на его землях бесплатно, даже велелпостроить им дома, так что у нас теперь скотина никогда не хворает, саранча насобходит, река за последние двадцать лет еще ни разу не вышла из берегов, азасухи не знаем тоже…

Генрих выглядел озадаченным, но, как я понял, не умелымпланированием тролля, а прикидывал, как обходить мелкие отряды, чтобы необнаружить себя раньше времени.

— Ладно, — решил он. — Когда подойдет мояотборная сотня, все внимание будет приковано к ней. А мы приблизимся скрытно.

— И что будем делать? — спросила королева сопаской. — Мне бы очень не хотелось, чтобы, освобождая мою дорогую сестру,погиб или получил смертельную рану ее жених!

Генрих кивнул.

— Мне бы тоже не хотелось, — ответил онсерьезно. — Но если будет выбор: спасти ее и или погибнуть, то для мужчиныпросто выбора нет.

* * *

Эти сутки мы пробирались уже тайком, а ворон и волквысматривали скопления людей. Приходилось объезжать даже стада с пастухами,крестьян в поле, лесорубов и рыбаков, даже одиноких охотников. Последнюю частьпути проделали ночью, волк сообщил, что замок уже рядом, вот эта дубовая рощаподходит совсем близко, между нею и замком всего лишь вырубленное и вычищенноепространство, чтобы не подобрался незамеченным враг, а утром мы хорошорассмотрим…

Остаток ночи вздремнули, вздрагивая при каждом стуке, трескеветок или крике лесного зверя. Рассвет окрасил облака, мы уже все на ногах,греемся у костра, который сэр Генрих благоразумно развел в яме, а в пламябросал только самые сухие веточки, что не дают дыма.

За это время мы настолько приблизились к горам, что вот онипрямо перед нами, их вершины упираются в небо, вожак-гора выдвинулась вперед,принимая на себя удар ветров, рассекая пополам, раздвигая само пространство,как ледоколом, а на этой горе…

Я нервно сглотнул, протер глаза. Часть высокой горы не горавовсе, а умело выстроенный замок. Вершину горы, почти две трети, то ли срубили,то ли там и была такая ровная площадка размером с футбольное поле, но строителиумело достроили, местный Корбюзье постарался вписать очертания замка в силуэтгоры, так что на первый взгляд казалось, что в самой горе насверлили множествомелких дырок.

Подобраться к такому замку трудно, с высоты увидят издали, акарабкаться придется по одной-единственной тропке, узкой, извилистой,простреливаемой с длинной стены.

— Да, — раздался за спиной голос Генриха, —это будет непросто…

Вид у молодого барона озадаченный, но выглядит женихнеплохо, глаза горят предвкушением схватки. Я оглянулся, махнул рукой, чтобыкоролева не выдвигалась, сказал Генриху

— Если заметят блеск доспехов, что будем делать?

— Разве не отобьемся?

— Не сомневаюсь, — согласился я, — но мыпришли выказать удаль или освободить женщину?

Он на мгновение призадумался, больно сложный вопрос, хорошобы и то и другое, да еще и пограбить, но опытность военачальника победила,буркнул:

— Вы правы, сэр Гакорд. Из чащи без надобности лучше невысовываться… пока не поймем, что делать дальше.

— Вернемся, — предложил я. — Нуженрасширенный военный совет.

— Расширенный?

— Ну да.

— А кто еще?

— Волк и ворон, — сказал я. — А вы что, накоролеву подумали?

— Упаси Господи, — испугался он. — У вас ишуточки, сэр Гакорд! У меня чуть сердце не остановилось.

— Если даже подойдет все войско сэра Генриха, —начал я, как только мы вернулись, но Генрих сразу нахмурился, прервал:

— Что значит «если», сэр Гакорд?

— Я оговорился, — сказал я, — прошу прощения.Когда подойдет войско доблестного и благородного во всех отношениях сэраГенриха, известного своей храбростью, отвагой и мужеством, а также многимивоинскими доблестями и личными подвигами, не считая командных зачетов, то всеравно это храброе и отважное войско все же не сумеет ни с наскоку взять этотзамок, ни умелым штурмом, ни долгой осадой…

Королева поинтересовалась уязвленно:

— А почему нельзя даже долгой осадой?

— Потому что тролль сумел умелой экономическойполитикой привлечь на свою сторону этих продажных крестьян!.. Они за налоговыельготы и прозрачность расходования их денег готовы поддерживать это чудовище!Да-да, они не понимают, что мы освободители.

Генрих заворчал, королева воскликнула патетически:

— Я в это никогда не поверю!

— Придется, — сообщил я. — Я и не такоевидел.

— Но как это возможно?

— Возможно, — заверил я. — Все это называетсяобщим понятием свободного рынка. Или стихийного. Эти простые люди продали своивысокие принципы… о которых, правда, и не слыхали… за чечевичную похлебку, зажареных кабанчиков, за хорошие урожаи и тучные поля, за счастливую безбеднуюжизнь и здоровье, как свое, так и всех близких… Продажные шкуры, ничего нескажешь! Но, увы, с этим придется считаться. Они будут доставлять троллюпродовольствие, ковать в своих кузницах оружие, часть опять же троллю, а состальным начнут партизанскую войну, нам мало не покажется, вспомним иНаполеона, и Гитлера, и Фиделя с Хаттабом…

Генрих нахмурился, заворчал, но лишь стукнул кулаком поколену, а королева сказала растерянно:

— Но сестру спасти надо?

— Вот и подумаем, — ответил я, — как этосделать. Видимо, я отправлюсь на переговоры…

— Что-о-о-о? — вскрикнули они в один голос.

— Переговоры, — повторил я раздельно, как и надоразговаривать с весьма далекими от причуд демократии людьми. — Начнем ссамого почетного и уважаемого в демократическом обществе занятия: торговли.Будем выторговывать, как принято, у террористов жизни наших людей. Заоднопостараемся узнать их намерения, состав гарнизона, расстановку сил, ихполитические убеждения, есть ли латентные гомосексуалисты, это скрытыесоюзники, ибо все гомосексуалисты — демократы, попытаемся прощупать, не удастсяли кого-то склонить на нашу сторону, дабы тайком открыл врата…

Лицо Генриха, что слушал со все возрастающим непониманием,чуть посветлело.

— Да-да, — сказал он быстро. — Подкупить!Пообещать отмену первой брачной ночи!

— Это они и так имеют, — возразил я. — Ильготы всякие. Разве что возвести предателя в дворянство?