жутко закричал и вскочил. Он не понимал, где находится, и всхлипывал как ребенок.

– Ты что, очумел? – спросил его Малькевич, вскочивший в испуге от крика Коровенко.

– Я опять бежал от танков, – тихо проговорил Андрей. – Он давил меня гусеницами, я даже слышал хруст своих костей.

– Этого нам, наверно, хватит на всю жизнь, – заметил Саблин. – Надо высушиться, пока еще солнце светит. Нельзя мокрыми идти, да и ноги сотрем. – Он снял сапоги, брюки, остался в кальсонах и гимнастерке, выжал брюки и развесил их на кустах. Ребята последовали его примеру, и теперь все трое сидели в кальсонах. Незаметно сон снова сморил их и они, прижавшись друг к другу, уснули.

Их разбудила артиллерийская канонада, до слуха долетали глухие взрывы, и слышались они с той стороны, откуда пришли беглецы.

– Ничего не понимаю, – в растерянности сказал Малькевич. – Если это под Киевом, то далеко, мы укатили километров на сто пятьдесят – двести. Да и Киев, по-моему, не в той стороне. Надо нам идти на восток.

– А где он, восток? – спросил Коровенко.

– Дождемся утра – увидим, – ответил Саблин.

Они лежали на ветках, но спать уже не могли, тело чувствовало каждую палочку, каждый сучок, заставляя часто поворачиваться с боку на бок. Теперь уже и холод давал о себе знать, как они ни пытались согреться, тесно прижимаясь друг к другу.

– Все, я не могу! – сказал Филипп и поднялся на ноги. Он продрог, и чтобы согреться, стал делать физические упражнения. Малькевич тоже встал и принялся бегать на месте, высоко поднимая колени. Коровенко несколько раз повернулся с боку на бок и тоже встал. Он свел и развел руки перед грудью, сочно зевнул и снял с куста портянки.

– Тут болото, не высохнут полностью. Надо на себе досушивать.

Пока они одевались, разминались, грелись, небо серело.

– Все, восток там, – сказал Малькевич, указав рукой в ту сторону, откуда они бежали. – Ох, не хочется снова лезть в болото. Может, пойдем на запад, а когда выберемся из леса, сориентируемся? – полувопросительно сказал он.

Первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, лес уже принял свои очертания и не казался таинственным и страшным. Они пошли на запад. Впереди – Саблин с пистолетом в руке. Болото перешли быстро, видно, здесь в засушливое лето оно пересыхало, а так как были дожди, то воды здесь хватало.

Неожиданно Саблин резко остановился. Коровенко, шедший следом, наткнулся на его спину.

– Кажется, голоса людей, – тихо сообщил Филипп. – Надо разведать. Постойте здесь, я схожу.

– Нет! – решительно воспротивился Андрей. – Нам нельзя расставаться ни на минуту. Здесь легко потеряться. А мы – сила, когда вместе.

Малькевич положил руку на плечо Коровенко:

– Андрей прав. Заведем себе правило – не расставаться.

Они крадучись, до предела напрягая слух, двинулись вперед. Саблин снова остановился и осторожно раздвинул ветки кустарника. Открылась небольшая поляна, а на ней он разглядел несколько немецких танков и немцев в черных комбинезонах, которые спокойно и уверенно расхаживали среди них. В одном углу поляны, расползаясь над верхушками деревьев, поднимался сизый дымок.

– Кухня! – прошептал Коровенко. Слабый ветерок прошелестел по листьям кустарников, и запах дыма достиг беглецов. – Обед готовят, канальи! – прошипел Андрей, принюхиваясь. – Кашей тянет. Вот бы кухню стянуть…

– К жилью идти надо, – заметил Малькевич. – Подохнем с голоду. Уже двое суток без пищи.

Но они все стояли и глядели на кухню, где курился дымок, и возле суетился солдат в белом халате. Солнце высветило угол поляны, и ребята увидели второго солдата в сером мундире. Здоровенный, пуговицы мундира расстегнуты, крупная физиономия лоснилась от удовольствия и горячей пищи. Он стоял и с аппетитом хлебал из котелка, брал с крыла кухни большой ломоть белого хлеба, жадно откусывал и ел, ел, и, казалось, не будет конца этой объедаловке. Наконец он кончил есть, вылил остатки из котелка себе прямо в рот, облизал ложку и хотел, видно, засунуть ее за голенище сапога, но повар что-то ему сказал, и он согласно кивнул головой. И тогда повар зачерпнул большим половником из котла и подлил ему в котелок. Солдат снова принялся за еду, словно только что не опорожнил целый котелок. Он совсем расстегнул мундир, снял пилотку, вытер ею лицо и принялся опять есть.

– Ну и жрет, скотина! – зло прошипел Коровенко. – Как его не разорвет!

Вид кухни, сытого лица жующего немца становился для беглецов невыносимым. Саблин глотнул голодную слюну и плотнее сжал губы. Малькевич не выдержал этого зрелища и закрыл глаза.

– Пошли, – сказал Филипп. – Такие картины нам вредны.

– Пообедали… – сострил Андрей и плюнул под ноги.

Они осторожно, тихо ступая, двинулись в обход поляны, опасаясь наткнуться на часовых. Вдруг Коровенко ухватил Саблина за локоть.

– Слышишь? – прошептал он. – Немцы ходят.

Саблин тоже услышал отчетливо немецкую речь. Голоса доносились с другой стороны, не оттуда, где они видели танки и кухню.

– Здесь не может быть мин, – уловил Саблин разговор.

– Тут и людей-то нет, – ответил второй голос. – Во всяком случае, русские нас здесь не ждали, в этом райском уголке.

– Жаль, очень жаль! – воскликнул первый. – Могли бы хоть девочек приготовить. Ты как, Курт, насчет девочек?

– С девочками в России туго, – ответил Курт. – Это тебе не Франция. Здесь все надо брать силой: землю, хлеб, жилье и даже девочку.

– Ее еще надо пять раз обыскать, а то она в кровать гранату прихватит, – засмеялся немец.

– О чем это они смеются? – спросил шепотом Коровенко.

– Им не нравится, что наши девушки не ложатся с ними в кровать, – ответил Саблин. Он еще немного послушал, но голоса все удалялись и удалялись, пока их совсем не стало слышно. Но тут же до их слуха донесся едва слышный свист. Кто-то шел в их сторону и насвистывал веселую мелодию. Свистел он красиво, умело, выводил трели и, видно, наслаждался своим свистом. Вскоре они уже слышали, как по тропе, грузно топая сапогами, шел человек. Иногда он цеплялся ногами за кустарник и гремел чем-то железным. Свистел он не переставая, закончив одну мелодию, он начинал другую, такую же веселую и радостную. Беглецы продвинулись немного вперед и поняли, что он идет прямо на них, по крайней мере, где-то рядом. Саблин не сомневался, что он идет по тропке. Ждать пришлось недолго, немец вышел из-за поворота, и они сразу его узнали: это был тот здоровый обжора, который на их глазах съел два котелка пищи и теперь, сытно пообедав, развлекался насвистыванием мелодий. Ни Саблин, ни Малькевич, ни Коровенко до этой минуты не знали, чего они ждут. То ли им не хотелось двигаться от усталости, то