и всем Орденом. А значит, пусть сгорит его прошлое, забрав в этот огонь всю боль и всю тоску по тому, чего уже всё равно не вернуть. Пусть сгорит здесь, вместе с двумя трупами, та неправильная, никчёмная, мечущаяся душа, что не могла смириться и не могла прекратить бороться. К тёмным духам всё!

Айзек бросил свечу на пол, на который не раз проливали пиво и ром, и огонь вспыхнул немедленно. Парень последний раз обвёл глазами дом и вышел на улицу.

Он уходил прочь от горящего дома, от потрескивающих в огне брёвен, от своего гудящего в пожаре прошлого. Всё, нет больше доброго мальчишки Айзека, того, кто никак не мог примириться с убийствами. Он сгорел вместе с этим домом, что являлся ему по ночам во снах, вместе с убитыми им отчимом и мачехой. Теперь в Орден возвращался другой Айзек, который перестанет корить себя за то, что изменить всё равно не в силах. Сколько можно страдать, в конце-то концов? Раз уж у него нет права выбирать и есть только такая жизнь – жизнь убийцы и шпиона – что ж, такова воля богов. Он будет радоваться тому, что есть. Он будет упиваться от счастья, ощущая себя свободным, сильным, опасным, непобедимым. Если он и после смерти не найдёт покоя, отправившись в подземное царство мучений, так почему бы не понаслаждаться на земле?

Айзек улыбнулся собственным мыслям. А ведь он и вправду необычный! Он смелый, образованный, ловкий, статный. Он лучший. Он имеет право гордиться собой и быть счастливым. Достаточно он натерпелся и настрадался. Он ничем не хуже прочих. Напротив – лучше. И теперь только так: удовольствие от всего, что он делает. И заносчивость здесь вовсе ни при чём.

Ведь он имеет право просто быть счастливым.

* * *

Нежась на солнышке, Айзек грыз яблоко и лениво разглядывал прохожих – самое невинное занятие для восемнадцатилетнего парня. Да и куда спешить, если вот он, дом его жертвы, прямо напротив. Рано или поздно баронесса вернётся сюда, и уж тогда-то он её не упустит.

Выкинув огрызок яблока, Айзек потянулся и снова прислонился к стене дома – его переполняли радость от предвкушения опасности, неожиданностей, сложностей – всего того, с чем было связано любое из его заданий. И что он так любил.

Теперешний Айзек отлично знал своё дело. Возможно, он был не самым лучшим воином среди учеников Ордена, а в поединках ему частенько не хватало силы и напора. И, без сомнения, были парни повыше и покрупнее его – хотя за годы, проведённые в Ордене, бывший заморыш порядком вытянулся. Зато он с лихвой искупал это старанием, несгибаемой волей и острым умом. Как и в детстве, большая часть наук, которым обучали идущих по Дороге Крови, рано или поздно покорялась Айзеку. Там, где не хватало врождённой сообразительности, в дело шло упорство – и таких упрямцев надо было ещё поискать. Но что особенно льстило самолюбию Мареуна и нравилось магистрам Ордена, так это та хитрость, которую своенравный ученик наловчился проявлять при выполнении заданий. Там, где другие пытались идти напролом, Айзек искал и находил обходные пути, не пренебрегая и не гнушаясь ничем.

Наконец, в дальнем конце улицы появилась баронесса. Женщина далеко за тридцать, не слишком красивая, не в меру упитанная, хмурая – а глубокие морщины, пересекающие лоб, делали её и вовсе угрюмой. Не самое прелестное создание, но что делать. Прежде чем прикончить её мужа, Айзеку просто необходимо выяснить местонахождение неких бумаг. Была ещё, разумеется, и дочь. Но это – на крайний случай, через баронессу гораздо проще подобраться к нужным тайнам.

Женщина поравнялась с парнем, и Айзек бросил на неё обжигающий взгляд, многообещающе улыбнувшись. Раздевать взглядом – это он умел. На щеках баронессы мгновенно вспыхнул румянец, и она опустила глаза. И всё же обернулась и задержала на нём взгляд, заходя в дом.

Айзек искренне надеялся, что его игра сработает. И действительно, несколько минут спустя дверь дома, словно случайно, приоткрылась. Всего лишь чуточку, но убийца безошибочно угадал приглашение войти.

Айзек отлепился от стены и скользнул внутрь. Вот и всё, вот и положено начало его новому заданию. В душе парень немного жалел эту некрасивую, несчастную женщину, вынужденную едва ли не с четырнадцати лет терпеть нелюбимого мужа. Но тем лучше – после смерти барона она станет богатой вдовой и тогда уже сможет сама выбирать, с кем делить ложе и кого любить. А Айзек её не обидит – он будет ласков, нежен, очарователен. Ведь, в конце концов, не баронесса его цель.

Выходя из дома, он столкнулся с кем-то. Вернее, нет, не с кем-то. Это была весьма просто и скромно одетая женщина.

– Извините, – пробормотала она, мельком глянув на Айзека, и в тот же миг парня обожгло узнавание.

Нэнси! Его приёмная сестра по подворотням. Она очень сильно изменилась, изрядно постарев для своего, не такого уж и большого возраста, а её взгляд был непередаваемо умиротворённым, всепрощающим. И это простое серое платье…. Да, теперь он вспомнил – одежда Сестёр Добра.

Надо бежать от неё без оглядки! Убийце не место рядом со служительницей богов, к тому же несущей с собой такую прорву воспоминаний.

Женщина вцепилась в его руку.

– Ты? Айзек! Братишка! Это же ты!

Парень отвёл взгляд и пробормотал:

– Вы ошиблись, мы незнакомы.

– Перестань! Это же я – Нэнси! – Женщина всё норовила заглянуть ему в глаза. – Что ты здесь делаешь? – Она окинула взглядом дом, из которого он только что вышел.

Айзек оглянулся и заметил, как колыхнулась штора на втором этаже – баронесса наблюдала за своим новоявленным любовником.

Лицо Нэнси непередаваемо изменилось. На нём появилось… отвращение? Пожалуй. По крайней мере, парень так определил это для себя.

– Это… Это же дом барона! Он пожертвовал нам немало денег. Что ты здесь делал?

Что он вообще творил? Почему он покорно стоял перед этой хрупкой женщиной, отчитывающей его? Ведь ничего не стоит вырваться из её слабых пальцев. Надо было сразу бежать отсюда!

Нэнси оглядела его одежду.

– Слуги не носят такого. Баронесса дома – я видела её в окне, а барон сейчас у Сестёр Добра. Выходит, ты… Ты и она…

«Беги, дурак!»

Парень стряхнул с себя руку приёмной сестры и бросился прочь.

– Айзек, постой! Айзек! Вернись! – Голос Нэнси преследовал его, переворачивая всё в душе.

Нет, нельзя думать, размышлять о том, кем он был и кем стал.

Свернув за угол, Айзек прислонился к стене.

Не думать.