Он резко замолчал, яростно заложив вираж на повороте. Варварина нога инстинктивно дернулась, чтобы нажать на тормоз. Перекликая друг друга, слева и справа нетерпеливо засигналили машины. Набрав скорость, машина вырулила на шоссе с плотным движением в несколько рядов, как в обычном европейском городе. Новых автомобилей было, пожалуй, не меньше, чем в Париже. Подобно ветряным мельницам, вдоль дороги вращались огромные пестрые баннеры, призывавшие купить, вложить или выиграть.

Варвара отвернулась к окну и стала смотреть на хоровод московских улиц, освещенных желтыми бликами фонарей на серой сетке дождя.

«Москва, я в Москве», – думала Варвара, пытаясь соединить в одно целое слова с чувствами, но перед глазами плыл чужой город, душа которого по-прежнему оставалась для нее закрыта семью печатями.

Такси остановилось около тяжелого здания в четыре этажа, с колоннами по центру.

– Гостиница «Советская», – объявил шофер, не скрывая неприязни в голосе, – с вас двести долларов.

– Сколько? – не поверила своим ушам Варвара.

Во Франции такси тоже отличались дороговизной, но за такую сумму можно было доехать от Парижа до Люксембурга.

Шофер с вызовом поднял голову:

– Двести долларов, можно в евро.

В поисках счетчика, Варвара скользнула глазами по приборной доске, обнаружив под лобовым стеклом только открытую пачку сигарет. Шофер нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю, давая понять, что очень торопится.

Евро только входили в оборот, и нужные купюры отыскались не сразу.

– Вот, возьмите.

Он принял плату, всем своим видом выражая презрение, а когда Варвара шла к двери, невнятно пробормотал вослед о какой-то колбасной эмиграции. О чем идет речь, Варвара не представляла.

Хмурый администратор за стойкой долго нажимал на клавиши компьютера, несколько раз переспрашивая фамилию и искал номер брони. Варвара твердила как попугай:

– Да, заказано. Да, позавчера. Да, на три дня.

Стук ключей о стойку показался ей звуком отпираемых дверей темницы.

В своем номере Варвара оказалась измученная физически и морально. Она понимала, что сейчас ее обида на Москву сродни разочарованию ребенка, чей сказочный замок оказался грубой картонной поделкой, и ей страстно хотелось найти плечо, в которое тянет уткнуться и забыть свои горести.

* * *

С раннего утра Варвара птицей кружила улицами, знакомыми ей по письмам Ладынина: беломраморная, эклектичная Ильинка сливалась с яркой, как детский рисунок, Варваркой, Красная площадь была густо посолена толпами туристов, а около ГУМа гудел пчелиный рой покупателей. Сергей Дмитриевич мечтал, чтобы когда-нибудь они вместе прошлись по центру Москвы. Без него Варвара почувствовала себя хромой уткой с перебитыми лапами и поломанными крыльями. Крякать еще может, но полноценно жить – нет.

Нынешней прогулкой она отдавала дань драгоценной памяти Сергея Дмитриевича, с которым они так и не перешли на ты.

У палат бояр Романовых гомонила группа немцев во главе с бородатым гидом, похожим на Дровосека из сказок Перро. Над его головой флагштоком торчал разноцветный флажок. Он сердито глянул в сторону Варвары, приняв ее за одну из туристок:

– Не разбредайтесь по сторонам, вы можете заблудиться!

Умытые вчерашним дождем улицы дышали нежной свежестью скверов и парков. Привыкшая к выжженной земле Африки, Варвара не ожидала, что Москва окажется такой зеленой.

Пройдя мимо булочной у перекрестка, она с холодком узнавания вдруг поняла, что стоит на улице из писем Ладынина. Вот там, дальше, будет небольшая площадь, а за ней – дом с колоннами, которые в свете закатного солнца становятся розовато-желтыми.

Ускоряя темп, Варвара дошла до поворота, обогнула серое здание средней школы, пересекла короткий тупичок со вскрытым асфальтом и оказалась в каре пятиэтажных домов улицы, на которой жил Сергей Дмитриевич.

«Третий дом, третье окно на третьем этаже» – так описывал он свое жилище. Глаза сами отыскали оконный проем с тюлевой занавеской. Играючи, ее полоскал ветер открытой форточки.

«Куда я иду? Зачем?» – думала она, поднимаясь вверх по лестнице в надежде обнаружить, что Ладынин жив-здоров, а известие о его смерти – просто нелепая случайность. Если бывают чудеса на свете, то почему бы им не случиться сейчас, в эту самую минуту?

Дверь отворила моложавая женщина лет пятидесяти в роскошном бархатном халате, расшитом золотыми драконами. Из распахнутой полы изящно выглядывала точеная ножка в тапочке с помпоном.

– Вы ко мне?

– Я к Сергею Дмитриевичу, – сказала Варвара, почувствовав себя глупо.

– Он умер, – равнодушие в голосе женщины граничило со скукой, написанной на красивом лице.

– Простите, значит, я ошиблась.

Москва отталкивала ее от себя, гнала прочь, и Варвара решила не сопротивляться. «Знать, не судьба», – сказала бы бабушка Фелицата.

Кажется, из Москвы летают самолеты в Конго, а оттуда рукой подать до Анголы.

Она сжала руки в кулаки и тяжело согнула спину, будто на нее навалили мешок с зерном.

– Стойте! Тетя, подождите! – детский голос звучал отчаянно и тонко.

Обернувшись, Варвара увидела запыхавшуюся девочку лет десяти с острым личиком, усыпанным веснушками. Она была одета в поношенные зеленые джинсы и красную куртку почти такого же морковного оттенка, как и ее волосы.

– Тетя, я вам кричу-кричу, а вы не слышите!

На Варвару взглянули большие зеленые глаза, полные тревоги.

– Ты мне, девочка?

– Вам. Вы ведь Варвара Юрьевна, правда? Я знала, что вы приедете. Сергей Дмитриевич всегда говорил, что вы скоро приедете. И фотокарточку мне вашу показывал. Только там вы были в шляпе и в очках.

Верно, Варвара вспомнила, что несколько лет назад посылала свой снимок из лагеря близ Лубанго. Сергей Дмитриевич тогда ответил, что очки придают ей вид ученого археолога.

От горячей волны, прокатившейся по сердцу, у нее стиснуло горло. Осев на ближайшую скамейку, Варвара прижала к губам задрожавшие пальцы:

– Ты Аглая?

– Ага, Глаша Мезенцева, – подтвердила догадку девочка. Переступив тоненькими ножками через лужу, она встала рядом, оказавшись лицом к лицу с Варварой. – Это я вам послала СМС-сообщение с телефона Сергея Дмитриевича, а потом мама отобрала телефон и сказала, чтоб я не совала нос в чужие дела.

Не зная, куда деть руки, Аглая засунула их в карманы куртки, но кулачки выступали оттуда острыми бугорками. С горестно сжатым ртом и бровями домиком она казалась нестерпимо трогательной и совсем маленькой.

В письмах Сергей Дмитриевич называл ее Огневушка-поскакушка, но сейчас она больше напоминала нахохленного попугайчика.

– Ты правильно поступила, – сказала Варвара, вкладывая в слова всю теплоту, на которую была способна в этот момент, – спасибо тебе, дружочек.

– Он тоже называл меня дружочком, – глаза Аглаи несколько раз быстро мигнули, наливаясь слезами. Вынув платок, она подобрала с носа предательскую каплю и сообщила: – Я сильно плакала, когда Сергей Дмитриевич умер. А вы?

В ее голосе явственно прозвучал интерес ребенка, который