прочим. Я никогда в жизни еще не переживал такого испуга. Когда полковник Арно повторил приказ дать тебе сто ударов плетью, я почувствовал, как холодный пот льется у меня по спине. А ты заметил выражение лица старого сеньора Сен-Дени? Оно все исказилось, как у смертельно больного человека. Что же касается Анны, то я нигде не видел такого бескровного лица. Мы все уже рисовали себе, как тебя выводят на двор, обнажают спину и начинают хлестать по голому телу! И подумать только, – закончил Пьер, – как чудесно все закончилось!

– Я не вижу в этом ничего чудесного, – холодно ответил Дэвид Рок.

Пьер глядел на него, раскрыв рот от изумления.

– Неужели ты хочешь сказать, что не воспользуешься дружбой, которую предложил тебе интендант? – спросил он.

– О какой дружбе ты говоришь?

Пальцы Пьера Ганьона крепко обвили руку Дэвида.

– Ты, кажется, с ума сошел! – воскликнул он. – Неудивительно, что ты не слыхал, как Анна окликнула тебя. Неужели ты хочешь сказать, будто не слышал, как Биго предлагал тебе свою дружбу и покровительство, если ты когда-нибудь отправишься в Квебек?

– Я это слышал. Но вовсе не намерен ехать в Квебек.

– В таком случае ты безнадежный человек! Когда интендант Новой Франции извиняется перед тобой и дает такое обещание, надо считать это за редкое счастье. Стоит ему сказать одно слово, и ты станешь ближайшим человеком к королю. Как бы порочен ни был Биго, но если он что-нибудь обещает, то держит слово. Это тебе всякий подтвердит. Я наблюдал за ним, когда он смотрел тебе вслед, и слыхал, как он говорил Анне, что во всем Квебеке не найдется более красивого офицера – если только ты примешь его приглашение и приедешь в Квебек. Его приглашение, понимаешь?! И надо было тебе видеть, как выглядела в эту минуту Анна.

В течение нескольких секунд Дэвид Рок молча стоял, сжимая ружье.

– Мне ничего не нужно в Квебеке, – сказал он наконец.

– В Квебеке – богатство, слава и… Анна! – горячо возразил Пьер.

Дэвид Рок все еще молчал. Пьер Ганьон продолжал увещевать его:

– И в Квебеке ты найдешь столько прелестных девушек, что в глазах начнет рябить.

В голосе Пьера было столько самодовольства и радости, когда он произносил эти слова, что Дэвид Рок не мог сдержать улыбки.

– Мне кажется, что ты готов жениться на всех красивых девушках в мире, если бы только тебе позволили. Ты, очевидно, любишь всех сразу.

– Всех до одной! – согласился с ним Пьер.

– И по-твоему, Анна хотела бы, чтобы я оставил леса и отправился в Квебек?

– Я убежден в этом. Анна любит больше город, ей нравится в нем жить.

Дэвид Рок чуть слышно засмеялся и спокойно ответил:

– Ты глубоко ошибаешься, Пьер. Анна любит леса почти так же сильно, как я. Пройдет еще год, и она приедет сюда, чтобы навсегда остаться. Она сегодня только говорила мне об этом. Тем более что здесь, в этих лесах, предстоит больше работы, чем в Квебеке, – работы, о которой, очевидно, забывают интендант и его друзья среди плясок и забав…

– …А также среди богатства, славы и любви, – закончил Пьер.

– К тому же там не с кем воевать.

– Вы можете воевать сколько угодно с теми галантными кавалерами, среди которых скоро окажетесь, месье Рок. Драться на пистолетах в двадцати шагах или же, если это тебе больше нравится, на рапирах при заходе солнца или при свете луны. На городской площади время от времени кому-нибудь отрубают голову, и там же почти каждый день можно наслаждаться видом какого-нибудь мошенника, выставленного в клетке. А ночью музыка, песни и танцы во всех концах города, и если повезет – поцелуи самой красивой девушки в мире… Одним словом, там есть все, ради чего стоит жить на свете!

– Тем не менее, – ответил Дэвид Рок, и в голосе его звучало пренебрежение, – мне нет никакого дела до всего этого. Драться я хочу только в лесах, где жизнь чище, чем у вас в городе. Драться, и драться честно, я предпочитаю здесь, и этого удовольствия, могу тебя уверить, хватит в этом году на всех!

– Честно драться! – презрительно повторил Пьер, вступая в спор, который никогда не прекращался между этими двумя друзьями детства. – По-твоему, это называется «честно драться» – вонзить нож в спину человека или же провести острием ножа по макушке его головы и снять скальп. Фу!

– Я не охотник за скальпами и никогда им не буду, – ответил Дэвид Рок. – Но мне кажется, что скальпирование одинаково вошло в привычку у французов, англичан и у индейцев. И до тех пор пока губернатор в Квебеке и англичане, которые расположились вон там, сулят награды за кожу, содранную с волосами с человеческой головы – будь то голова мужчины, женщины или даже ребенка, – до тех пор эта привычка будет укореняться все больше и больше. Когда я вижу скальпы женщин с длинными волосами, натянутые на обручи, как, например, в форте Уильям Генри, у меня появляется ощущение, что вот-вот передо мной явится мой злейший враг.

Пьер Ганьон ласково прикоснулся к руке друга:

– Я знаю, Дэвид, ты прав, как всегда. Порой, когда я слушаю тебя, у меня появляется желание надеть пару мокасин и поселиться в лесу. Но если я когда-нибудь решусь вступить в бой с индейцем, то разве только с мертвым – ведь ты знаешь мою одышку и ожирение. Но зато я умею недурно стрелять из пистолета и потому предпочитаю жить в Квебеке.

Еще на самой заре своей любовной карьеры Пьер Ганьон успел пристрелить из пистолета трех соперников в Квебеке, и так как он проделал это с веселым и беспечным видом, весь город его за это полюбил.

– Как бы то ни было, – добавил он после недолгого молчания, – я бы очень хотел видеть тебя в Квебеке – если не ради тебя, то, во всяком случае, ради Анны.

– Ты совершенно упускаешь из виду, что англичане собираются нас атаковать, – упрекнул его Дэвид Рок. – Ты ведь не знаешь, что могауки, онейды, онондаги, каюги и сенеки точат свои томагавки и не спускают глаз с Канады, поощряемые призами за французские скальпы. И десятки других племен рыскают по лесам, как волки, и снимают скальпы с французских женщин даже на берегах Ришелье! Пьер, в наших лесах нет ни одной лишней винтовки, которой можно было бы пожертвовать ради Квебека!

– Даже ради Анны?

– Что касается Анны, то она через год вернется сюда… Если, конечно, к тому времени на месте, где мы стоим, не останется лишь след от пожарища.

– Pardieu! – вырвалось у Пьера Ганьона. – Неужели ты думаешь, что это возможно? Ведь за нами вся Франция и армия.

– В своем Квебеке вы слишком мало думаете и учитесь, несмотря на все ваши школы и обилие мудрецов, – ответил ему Дэвид Рок. – Ах, если бы вы могли иметь таких учителей, как Черный Охотник…

– Что же он говорит?

– Что во всей Канаде найдется меньше семидесяти тысяч французов, тогда как в колониях наших врагов-англичан живет полтора миллиона человек. Сэр Уильям Джонсон[13] только что закончил изучение индейских поселений на юге Канады, и, по его словам, там живет тридцать пять тысяч воинов, из которых двенадцать тысяч готовы во всякую минуту пуститься на охоту за французскими скальпами, тогда как на нашей стороне имеется всего лишь сорок три племени с общим числом воинов меньше четырех тысяч.

– Все это говорит в пользу того, что мы должны находиться в Квебеке к тому времени, когда вся орава дикарей ринется сюда, – ответил невозмутимым тоном Пьер. – Колонисты будут вовремя предупреждены и сумеют отправиться следом за нами. А после мы двинемся обратно во главе французской армии и погоним англичан и их друзей назад, как это случилось у форта Несессити, где этот пресловутый Джордж Вашингтон недавно сдался нам, и как это случилось у форта Дюкен[14].

Благодаря царившей мгле Пьер Ганьон не мог различить суровой усмешки на губах Дэвида Рока.

– Этого не будет, Пьер, если только Черный Охотник прав, – сказал Дэвид, глядя на мельницу. – Нападение произойдет так же внезапно, как много лет назад на человека, который