Мередит, прерывисто вздохнув, прикрыла глаза:

— Будь у меня время подумать, я бы так не поступила… вовсяком случае, так демонстративно.

— Некоторые наши приятели уже начали интересоваться, в чемдело. Нужно придумать какое-то объяснение… — начал Паркер.

— Пожалуйста, — устало попросила Мередит, — только несегодня. Мне бы хотелось поскорее лечь.

— Ты права, — согласился Паркер и встал, не давая Филипуиного выбора, кроме как последовать его примеру.

К тому времени как Мередит вышла из душа, был уже почтиполдень. Переодевшись в бордовые шерстяные слаксы и свитер, она стянула волосыв пучок и направилась в гостиную. Там уже лежал экземпляр воскресной «Трибюн»,на которую Мередит в очередном приступе отчаяния бросила тоскливый взгляд.Колонка Сэлли Мэнсфилд открывалась сообщением о вчерашнем скандале:

«Женщины всего мира рады и счастливы пасть жертвамипрославленного обаяния Мэтью Фаррела. Все… кроме нашей Мередит Бенкрофт,оставшейся равнодушной к его чарам. В субботу вечером, на благотворительномбалу в пользу оперной труппы, она дала ему то, что в старину называлось» отворот поворот «. Наша прелестная Мередит, известная безупречной вежливостью идобротой по отношению ко всем и вся, отказалась пожать руку Мэтью Фаррела.Интересно бы знать, почему».

Слишком расстроенная, чтобы работать, и слишком усталая,чтобы выйти на улицу, Мередит стояла в центре красиво обставленной комнаты,глядя на антикварные стулья и столы так, словно видела их впервые. Все выглядело,как ей хотелось: персидский ковер под ногами с рисунком в бледно-зеленых ирозовых тонах, на кремовом фоне, шелковые занавеси, французское резное бюро,найденное на аукционе в Нью-Йорке. Квартира с видом на город и «БMB», купленныйпять лет назад, были единственными роскошными прихотями Мередит. Но сегоднякомната казалась незнакомой и мрачной, совсем как ее мысли.

Решительно оставив на, время мысли о работе, Мередитнаправилась на кухню и налила чашку кофе. Прислонившись к столу, она медленно пила,ожидая, когда ощущение нереальности исчезнет, избегая думать о прошлой ночи,пока голова окончательно не прояснится. Кончиком ногтя она лениво обводилавиноградные лозы, вьющиеся по керамическим плиткам на крышке стола. С потолкасвисали растения, обычно греющиеся на полуденном солнышке, проникавшем сквозьокно. Но сегодня небо было затянуто тучами. Мрачно, серо, холодно. Совсем как унее на сердце.

Горячий свежий кофе творил чудеса, снимая странное онемение,и как только сознание вернулось в полной мере, вместе с ним вновь возродилосьострое, почти непереносимое чувство стыда за собственное поведение прошлойночью. В отличие от Паркера и отца Мередит жалела о том, что наделала, непотому, что опасалась грязных намеков Салли Мэнсфилд, ее терзало то, что онапотеряла самообладание… нет, просто лишилась рассудка. Много лет назад оназаставила себя перестать винить во всем Мэтью Фаррела не столько из-за него,сколько ради себя, потому что ярость и боль его предательства было невозможновыдержать. Только через год после выкидыша Мередит попыталась обдуматьспокойно, объективно все, что случилось между ними: она боролась и страдаларади этой объективности, и когда наконец обрела, продолжала цепляться за нее дотех пор, пока она не стала частью ее характера.

Объективность… Кроме того, психолог, к которому онаобратилась в колледже, помог ей понять: то, что случилось с ними, былонеизбежным. Они были вынуждены пожениться, но если не считать ребенка, которогозачали вместе, у них не было других причин оставаться мужем и женой, ничегообщего, ни тогда, ни сейчас. Конечно, Мэтт поступил жестоко, когда, не обращаявнимания на ее мольбы, прислал телеграмму с требованием развода, но ведь онвсегда был неумолимым и неуязвимым. И как, могло быть иначе, если учесть егопроисхождение и воспитание? Ему приходилось всю жизнь бороться, добиватьсявсего тяжким трудом и усилиями, справляться с пьяницей отцом, воспитыватьсестру, работать на сталелитейном заводе и одновременно учиться. Не будь онупорным, жестким и бесчувственным, всецело поглощенным единой целью, никогда быне пробился на самый верх. — Он с таким ранящим безразличием обошелся с Мередитодиннадцать лет назад просто потому, что не мог притвориться другим ипо-прежнему оставался холодным, равнодушным и беспощадным. Правда, Мэттисполнил свой долг и женился на ней, возможно, отчасти побуждаемый жадностью.Но вскоре, поняв, что у Мередит нет своих денег да к тому же и ребенка небудет, попросту не нашел дальнейших причин оставаться женатым. У них былиразные ценности в жизни, и если бы ничего не изменилось, Мэтт разбил бы ейсердце. Мередит постепенно поняла это или по крайней мере думала, что поняла.Но все же прошлой ночью на какое-то ужасное, отчаянное мгновение Мередитпотеряла объективность и забыла о сдержанности. Этого никогда не должно былопроизойти и не произошло бы, не застань ее Мэтт врасплох, и если бы у нееоставалось хотя бы несколько минут до столкновения с ним… если бы он неулыбался так тепло, интимно, совсем как прежде. У нее руки чесались ударить поэтой ухмыляющейся физиономии.

Она высказала Стентону все, что думала, но больше всего ееугнетали несдерживаемые душераздирающие эмоции, заставившие ее вести себяподобным образом. И теперь Мередит боялась лишь одного — что это случитсяснова. Но она немедленно сообразила, что такой возможности больше непредставится. Если не считать неприязни по поводу того, что Мэтт с годами сталеще красивее и приобрел поверхностный лоск и некое обаяние, абсолютнонехарактерное для мужчины с совершенным отсутствием моральных принципов, как унего, больше она ничего не чувствовала. Очевидно, взрыв эмоций, который онаиспытала прошлой ночью, был последним слабым извержением почти потухшеговулкана.

Теперь, рассмотрев все спокойно, Мередит почувствовала себязначительно лучше. Налив себе еще чашку кофе, она перешла в гостиную и уселасьза письменный стол. Ее прекрасная квартира теперь снова выглядела спокойной,уютной и знакомой, все как прежде. И она сама постепенно взяла себя в руки.

Мередит взглянула на стоявший на столе телефон и на какой-тоабсурдный момент ощутила желание позвонить Мэтту и сделать то, что диктовалиправила хорошего тона: извиниться за неприличную сцену. Но она тут же подавилаэто странное желание и, слегка пожав плечами, открыла портфель и вынула сметустроительства магазина в Хау стоне. Когда они поженились, Мэтью Фаррелу былонаплевать, что она думает и как поступит. Поэтому ему, очевидно, в высшейстепени безразлично все, что она сделала прошлой ночью. Кроме того, он былнастолько эгоистичен и бесчувствен, что никто и ничто не могло его оскорбитьили ранить.

— В понедельник утром, ровно в десять, Питер Вандервилдпредстал перед мисс Стерн, которую про себя называл не иначе как «сфинксом», ис плохо подавляемым раздражением стал дожидаться, пока та соизволит обратить нанего внимание. Но Элинор явно тянула время и, только доведя несчастного Питерадо белого каления, подняла на него взгляд василиска.