Два месяца назад Элиша, приехав в Калифорнию, без обиняковнамекнула на то, что им следует пожениться. Какое-то время Мэтт был готовсогласиться, но порыв очень быстро прошел. Элиша ему нравилась как в постели,так и вне ее, но Мэтт уже успел с трудом пережить последствия разрушительногобрака с богатой, капризной дочерью чикагского бизнесмена и не имел ни малейшегожелания повторять опыт. Беда была в том, что он никогда не мог серьезно думатьо второй женитьбе, потому что попросту не был способен на чувства, которыеиспытывал когда-то к Мередит, — эту безумную, жестокую, жгучую потребностьвидеть ее, касаться, ласкать… эту вулканическую страсть, владевшую им,опустошающую и ненасытную. Ни одна женщина не могла заставить его всего лишьвзглядом ощущать себя одновременно всемогущим и жалким, не пробуждалаотчаянного желания доказать, что он может стать лучше и благороднее, чем насамом деле. Жениться на ком-то еще означает признать, что Мэтт готовпримириться с чем-то второсортным, а второй сорт недостаточно хорош для него.Но в то же время Мэтт совершенно не жаждал вновь испытать те мучительные,дурманящие, исступленные эмоции еще раз, эмоции настолько же болезненные,насколько сладостные, и когда этот несчастный брак разрушился, всего лишьвоспоминания о нем и о молодой предательнице-жене, которую Мэтт обожал, много летпревращали его жизнь в ад.

Правда заключалась в том, что если бы Элиша , была способназанять такое же место в его сердце, как Мередит, Мэтт немедленно порвал бы сней, как только почувствовал это. Он больше никогда не позволит себе выказатьподобную уязвимость, быть таким беззащитным. Ни перед кем. Никогда. Теперь,когда Мэтт приехал в Чикаго, Элиша скорее всего снова заговорит о женитьбе, нов этом случае Мэтт попытается ясно дать ей понять, что об этом не может быть иречи, в противном же случае придется положить конец их восхитительной связи.

Натянув черный смокинг, Мэтт вышел из спальни и направился вгостиную. У него еще оставалось четверть часа до приезда Стентона и Элиши,поэтому он шагнул к дальнему углу комнаты, где на возвышении находились стойкабара и несколько диванов, предназначенных для удобства беседующих. Мэтт выбралэто здание и эту квартиру, потому что внешние стены из толстого изогнутогостекла позволяли видеть с высоты захватывающую дух панораму города. Несколькосекунд Мэтт смотрел вдаль, а потом подошел к бару, намереваясь налить себебренди. При этом он задел рукавом газету, предусмотрительно оставленнуюдворецким на дальнем столике. Блоки вылетели и рассыпались по полу.

И тут он увидел Мередит. Ее фото бросилось в глаза с последнейстраницы первого блока — совершенная улыбка, совершенная прическа, совершенноелицо. Типичная Мередит, подумал Мэтт с ледяным отвращением, поднимая газету ивсматриваясь в снимок, все в ней рассчитано на то, чтобы произвести внешнийэффект. В восемнадцать лет она была прекрасна, теперь же газетные фотографы изкожи вон лезли, чтобы подчеркнуть ее сходство с молодой Грейс Келли.

Его взгляд скользнул к заметке, помещенной под фото, и накакой-то момент Мэтт сжался от изумления. Если верить репортеру Салли Мэнсфилд,Мередит только что объявила о помолвке с юношеской любовью, Паркером РейнолдсомIII, и «Бенкрофт энд компания намеревается отметить роскошную свадьбу в февралеграндиозной распродажей во всех филиалах.

Губы Мэтт дернулись в иронической ухмылке. Отбросив газету,он снова шагнул к окну. Подумать только, быть женатым на хитрой сучонке и дажене знать ни о какой юношеской любви. Правда, тогда он вообще почти не знал ее,напомнил себе Мэтт, а все, что стало известно потом, лишь вызывало презрение.

Но тут Мэтт неожиданно спохватился, что его мысли не вполнесоответствуют чувствам. Очевидно, он так бурно реагирует по привычке, потомучто, по правде говоря, вовсе не презирал больше Мередит. Нет, по-настоящему ониспытывал к ней всего лишь холодное презрение. То, что случилось между ними,произошло так давно, что разрушило всякие сильные эмоции, которые он испытывалк ней… даже ненависть. А вместо ненависти не было ничего… ничего, кроме жалостии отвращения. Мередит оказалась слишком безвольной, чтобы стать настоящейпредательницей, просто она целиком подпала под влияние отца… и отказалась отМэтта. На шестом месяце беременности она сумела вызвать искусственные роды, апотом послала Мэтту телеграмму, в которой объяснила все, что сделала, иобъявила, что разводится с ним. И несмотря на то, что она сделала с их малышом,Мэтт вылетел в Чикаго с безумным намерением попытаться отговорить ее отнемедленного развода. Но, добравшись до госпиталя, он услышал от девицы вприемной, что Мередит не желает его видеть, а охранник проводил его к выходу.Думая, что приказ мог быть отдан Филипом Бенкрофтом, Мэтт вернулся на следующийдень, но у парадной двери был перехвачен копом, сунувшим ему в руки судебноепредписание, вынесенное по настоянию Мередит и запрещавшее ему и близко к нейподходить.

Все эти годы Мэтт старался душить воспоминания, не думать отоске по убитому ребенку, боясь, что попросту сойдет с ума. Отбрасывать все,связанное с Мередит… не позволять острому жалу горечи пронзить сердце…постепенно это стало искусством, доведенным почти до совершенства. Сначала Мэттделал это из чувства самосохранения. Позже по привычке.

Теперь, глядя на мигающие огоньки, Мэтт понял, что отнынеможно не делать этого. Мередит перестала для него существовать.

Решив провести следующий год в Чикаго, Мэтт знал, что раноили поздно встретит Мередит, но не позволял ненужным эмоциям влиять на своипланы. Его не пугали неприятные встречи, потому что это нисколько его нетрогало. Они оба взрослые люди, и прошлое давно похоронено. Мередит достаточнохорошо воспитана, и они сумеют поддерживать отношения с вежливой учтивостью,принятой в подобных обстоятельствах.

Мэтт уселся в чрезмерно длинный» мерседес» Стентона, пожалприятелю руку и взглянул на Элишу, закутанную в доходившую до щиколоток собольюшубу, почти такого же цвета, как темные блестящие волосы. Сжав его пальцы,девушка улыбнулась, нежно, зазывно и маняще.

— Давно не виделись, — низким, чуть хрипловатым голосомшепнула она.

— Слишком давно, — кивнул Мэтт и при этом не солгал.

— Пять месяцев, — напомнила Элиша. — Может, все-такипоцелуешь меня, как полагается?

Мэтт кинул беспомощный, смеющийся взгляд на отца Элиши,прося разрешения, но тот лишь ограничился благосклонным кивком, и Мэтт, потянувЭлишу за руку, усадил к себе на колени.

— Что ты имеешь в виду под словом «полагается»?

— Сейчас покажу, — усмехнулась она. Только Элиша посмела быпоцеловать таким образом мужчину на глазах у отца. Но ведь и немногие отцы стерпеливой ухмылкой вежливо отвернулись бы к окну, пока их дочь впивается вгубы постороннего мужчины с почти несдерживаемой чувственностью, граничившей ссексуальным возбуждением.

— Кажется, ты и в самом деле скучал по мне, — выдохнула она.