Всё в домике было новеньким и носило столь яркий отпечатокдедовских привычек, что я не удержался от вопросительного взгляда.

— Под меня сделали, — развалившись в кожаном кресле, сообщилдед. — Без вопросов. Удобно, знаешь, нет возни с идиотами-сантехниками,блуждания по магазинам с балбесами-продавцами…

Я кивнул. Отношение деда к работникам «сферы обслуживания»было мне хорошо известно.

— Похоже, ты решил надолго обосноваться…

Дед протестующе поднял руку:

— Петя, я решил дожидаться тебя. Я надеялся, что рано илипоздно…

— Мне достаточно было двух дней, — сказал я.

Маша и Кэлос остались в саду. Им хватило деликатности дать намвремя, что неудивительно для Кэлоса, но по-прежнему странно в Маше.

Сквозь полуоткрытую дверь я видел спальню. Блин. Ну надо же.Зеркальный потолок, огромная кровать — раньше дед насмешливо называл такие«Ленин с нами», какие-то хрустальные финтифлюшки на стенах, картины, цветы…

— Неужели полностью удовлетворили твои вкусы? — спросил я.

Дед проследил мой взгляд и смутился.

— Пит… чёрт возьми, да ты же не ребёнок… можешь понять, чтотакое — обрести молодость?

— Чисто умозрительно. Дед, ладно. Оставим это. Расскажилучше, как всё произошло? Где вы были с Машей? Как ты ухитрился за пару днейдобраться до руководства Торговой Лиги?

— Стоп! — Дед притормозил меня. — По порядку, ладно?

Трудно было называть его дедом. Хотелось, как тогда, накрейсере Алари, закрыть глаза и вспомнить прежнего Андрея Хрумова. Но я неподдался искушению. Это — навсегда. Дед теперь будет таким.

— Вначале мы попали в очень своеобразный мир… Машарассказала?

— Ты знаешь, нет. Я лишь понял, что ей там сильно непонравилось.

— Ещё бы. Понимаешь, в чём проблема… я не люблю чужих каккласс. Как общественные структуры, построенные на совершенно иных моральныхпринципах. К отдельным представителям чужих я готов относиться более чемположительно. А Маша не приемлет чужих как личности, какая-то идиосинкразия кнечеловеческому облику… Ладно, это лирика, к тому же тебе известная. Так вот,Пит, я понял, что такое Тень, ещё на той бродячей планете. Как транспортнаясеть Врата годятся не больше, чем микроскоп для заколачивания гвоздей. Ихслишком много в каждом мире — и в то же время слишком мало для настоящегоудобства перемещений. Расстояние в полсотни километров — уже перебор длятранспортной сети в человеческом понимании. Да и напугать твоих приятелейГеометров могло лишь одно — миры, в которых их героические регрессоры будутпачками дезертировать. Не гибнуть в борьбе, не теряться среди миллионов миров —а именно дезертировать, презрев всё, вколоченное воспитанием. Давай подумаем,что может вынудить к массовой… хм… скажем, эмиграции тысячи людей? Людей, какбы там ни было, не похожих друг на друга! Вся унификация Геометров остаётся наповерхности, а в глубине-то — старая история. Один втайне пишет стихи и читаетих компьютеру, другой стыдливо мечтает о славе и почестях, о мягкой кушетке взале Мирового Совета, третьему хочется — ай как хочется, — чтобы любимыйНаставник отстегал его розгой по мозолистым регрессорским ягодицам…

Дед хихикнул, довольный завёрнутой фразой.

— Ну невозможно унифицировать человека! Ни в сторонудьявола, ни в сторону ангела! Все они остаются разными. Значит, и ловушки дляних должны быть непохожими, да к тому же и срабатывающими быстро и неотвратимо.Каждому — простор для самовыражения. Кто-то из пропавших Геометров до сих поррегрессорством занимается… Бедняги, нашёлся и для них мир, уставший оттехнического развития, желающий керосиновых ламп, рыцарских турниров и вольнойохоты за мохнатым мамонтом. Всё это элементарно просчитывается, Пит. Так чтофокус с Вратами меня не удивил. Я больше от того смутился, что Маша осталась сомной. Да ещё от того, что по-прежнему был в теле счётчика.

— Так ты надеялся вернуть себе прежний облик?

— Конечно. Иначе я бы во Врата не полез. А мирок, куда мыпопали, и впрямь оказался любопытный…

Дед пожевал губами. Стариковская гримаса на лице крепкогомужика выглядела карикатурой.

— Это был мир метаморфов, мой мальчик. Планета, чьи жителииграли со своим обликом, как дорвавшаяся до денег красотка с платьями и косметикой.Зрелище любопытное… Машу оно привело в ужас. Ты понимаешь, ей всё-таки надобыло убедиться, саму себя успокоить — кто же я на самом деле? Муляж Хрумова втеле рептилоида или настоящий Андрей Валентинович… Она и пришла в мир, гдемогла сделать выводы. А мне этот мир нужен был, чтобы снова обрестичеловеческий облик.

— Может быть, не только поэтому вы оказались вместе?

Дед отвёл глаза.

— Возможно. Я чувствовал, что она в панике. И я ожидалчего-то подобного… В общем — мы были вместе. Насмотрелись всякого. От простыхоборотней — люди-тигры, люди-птицы, ихтиандры всякие… и до экзотики. Идётсущество, Петя. Вроде бы человек. Вот только две головы… влюблённые это,понимаешь? Вместе навсегда, до первой ссоры. Этакий милый гермафродит,воркующий сам с собой. Захотели — и слились. Теперь ходят в непрерывноморгазме. А есть и следующий этап. Ползёт по равнине холм. Гора бурой плоти, всяв морщинах, трещинах, слизь какая-то сочится — не бесцельно, а для снижениятрения. Туша тонн в пятьдесят. Это — семья. Мама, папа, детки, старичкиродители, кузены и кузины, внучатые племянники… Что там внутри делается — незнаю. Может быть, и ничего. Абсолютно самодостаточное существо, очень, кстати,дружелюбное и любопытное. Ты понимаешь, Петя, никто на нас не нападал. Не пыталисьсъесть или ассимилировать. Общались, помогали. Когда выяснилось, что в телерептилоида есть ещё один разум… Мне сделали тело. И Карел, спасибо ему, вогналтуда моё сознание.

— Сделали?

— Понимаю. — Дед закряхтел. — У него были образцы моихтканей. Я сам об этом попросил, перед смертью-то. Надеялся дожить внутрирептилоида до того дня, когда мы научимся выращивать тела.

— Мы и сейчас это умеем. Ты что, не слышал, какие слухиходят про японского премьера или про американского…

— Это слухи, — обрезал дед. — Единственный человек, которыйреально продлевает свою жизнь за счёт клонирования… впрочем, тебе не стоитзнать имя. Просто очень богатый человек, известный филантроп. Но я бы так несмог. Гладить по голове своих юных клонов, потом командовать врачам, которогопервым взять на операционный стол… Нет, Петя. Лучше к червям, в землю.

— Верю, — сказал я. Лёгкость, с которой дед опровергбульварные сплетни и сообщил правду про неизвестного мне миллиардера, приводилав ужас.

— В общем — получил я такой подарок. — Дед посмотрел на своируки. — Приятный подарок. Только всё равно задерживаться там не хотелось. Мы сМашей ушли… вот тут я очень боялся, что окажемся в разных мирах. Но пронесло.Вышли прямо здесь, на планете Торговой Лиги. Видимо, удачно — они с большимлюбопытством нас слушают.