– Это, родич, веннский головорез, – усмехаясь,пояснил Левый. – Твоя дочь слишком добра, государь: кормит твоим хлебомприхлебателей разных…

Кнесинка вскинула голову и уставилась на Лучезара. Если быречь шла не о прекрасной девушке, Волкодав сказал бы, что смотрела она свирепо.И ещё. Наверное, Лучезар давно уже баловался дурманящим порошком. В здравомразуме люди так себя не ведут. Не совершают по несколько раз одни и те жеошибки.

– Это мой телохранитель! – звенящим голосомсказала кнесинка Елень.

– Вот как? – удивился кнес. – Да кому ты,кроме меня, надобна, чтобы тебя сторожить?.. – И указал рукойВолкодаву: – Ладно, езжай с отроками, венн. Потом разберёмся.

Волкодав не двинулся с места.

– Если венн молчит, значит, есть причина, – проговорилкнес, и взгляд стал очень пристальным. – Ты говорить-то умеешь,телохранитель?

– Нос ему добрые люди сломали, а вот язык вроде как ещёне отрезали, – хмыкнул Лучезар. – Хотя, право же, стоило бы…

– Прости, государь, – негромко сказалВолкодав. – Я дочери твоей служу, не тебе.

Витязи и слуги, ездившие с кнесом в Велимор, с любопытствомпоглядывали на странного малого, которого неведомо зачем приблизила к себекнесинка. Глузд Несмеянович, однако, смотрел на Волкодава с чем-топодозрительно похожим на одобрение:

– От кого ж её здесь, со мной, охранять? Разве сам чадоотшлёпаю…

– Госпожа меня кормит, чтобы я стерёг, – сказалВолкодав. – Вот я и стерегу, государь.

Тут снова вмешалась кнесинка и стала торопливо рассказыватьотцу, как её хотели убить на торгу. Встрял в разговор и Лучезар. Он по-прежнемуне скрывал своей нелюбви к своенравному венну, правда, в сговоре с убийцейболее не обвинял. Теперь, по его словам, выходило, что он раньше всех заметилопасность и первым поспел бы заслонить сестру от злодея, если бы его не сбил сног нескладёха телохранитель.

Волкодав ехал по правую руку от кнесинки, чуть позади, имолчал. Ему было всё равно. Несколько раз он чувствовал на себе пытливый взглядкнеса. Ну и пускай смотрит. Волкодав занимался своим делом – стерёг, а беседавождей его не касалась.

Поближе к городским воротам дорогу запрудили горожане,соскучившиеся по своему кнесу. Похоже, Глузда Несмеяновича в Галираде любили неменьше, чем его разумницу дочь. Счастливый город, думалось Волкодаву. Когдавождю протягивают для благословения детей, это кое-что значит. Обрывки выкриковдостигали его слуха: жители приветствовали кнеса и спешили заверить его, чтокнесинка правила ими воистину мудро и справедливо. Волкодаву оставалось тольконадеяться, что крики и шум не помешают ему распознать, скажем, шёпотизвлекаемого из ножен кинжала. Или негромкое гудение натягиваемой тетивы…

Боги, однако, ныне с улыбкой взирали на Галирад. Ипосольство, и встречавшие добрались до крома безо всякой помехи.

В крепости кнес сразу же затворился в гриднице со старшейдружиной и помощницей-дочерью. Были, похоже, какие-то дела, которые требовалосьбезотлагательно обсудить. Волкодав повёл Серка в конюшню, рассуждая про себя отом, что у веннов подобного не бывало. Там человека, вернувшегося из дальнегостранствия, денька три продержали бы в отдельной клети, не больно допуская вобщую жизнь дома. А вдруг он, шастая по неведомым краям, набрался какой-нибудьскверны?.. А вдруг он – и не он вовсе, а злой дух, похитивший человеческоеобличье?..

Наверное, всё же прав был старик, с которым ему довелосьразговаривать тогда на берегу. Какова жизнь, таков и обычай. Что станется сбольшим купеческим городом, если по всей строгости чтить домашний порог, а сприехавшим кнесом поступать как с чужаком?..

Волкодаву хотелось вернуться в дом к Вароху, как следуетпоесть и, пожалуй, поспать в тепле, но было нельзя. После полудня кнессобирался говорить с горожанами на торгу, держать ответ, как съездил и чтообратно привёз. Не сделай этого – и к вечеру уже поползут по городу слухи.Негоже получится.

Когда Волкодав ввёл Серка внутрь конюшни, конюх Спел как разпринимал гостя: мятельника Зычка Живляковича. Уютно устроившись на куче соломы,двое слуг разложили угощение и помаленьку отмечали благополучный приездславного кнеса. Вот что бывает, подумал Волкодав, когда привыкаешь входить нестучась. И сам не хотел, а получается, будто незваным подоспел к угощению.

– Хлеб да соль, – сказал он, ведя коня мимо. Он неудивился и не обиделся бы, ответь они ему: «Едим, да свой». Однакосоломенноголовый Спел обрадованно замахал руками, показывая венну оплетённуюглиняную бутылочку:

– Подсаживайся, Волкодав! За здравие кнеса и кнесинки…

Как это на первый взгляд ни странно, нелюдимый телохранительему нравился. Наверное, за то, что на славу холил Серка, не переваливал нахолопов заботу.

– Спасибо, – поблагодарил Волкодав. – Отзакуски не откажусь, а чашку не пачкай. Мне государыню ещё на площадьсопровождать…

Он вооружился жёсткой щёткой и принялся чистить уткнувшегосяв кормушку коня.

– Ишь, красная девица, родниковой капелькизабоялся, – достиг его слуха негромкий смешок мятельника Зычка.

– Красная девица и есть, – согласился Спел. –Даром что при усах. – И позвал: – Эй, венн, не надумал?

Волкодав улыбнулся. На такие беззлобные подначки он необижался, ещё не хватало. Серко оборачивался, вздыхал, тёрся о его плечо носом.

– За госпожу нашу, – долетел из угла голос Зычка.Послышалось бульканье вина, перетекавшего из бутылочки в кружку. – И жаль,да что поделаешь, – продолжал старый слуга. – Жизнь жить пора, всемусрок…

Ну точно: просватал доченьку кнес! – сейчас жесообразил Волкодав. Всё как положено. Когда ещё объявят народу, а верные слугиобо всём уже доподлинно сведали.

Вино полилось в другую кружку, и Спел подтвердил догадкутелохранителя:

– За то, чтобы голубушке нашей новое гнездо теплейстарого показалось.

– Ишь замахнулся, – проворчал старик. – Чтобыв чужом дому слаще было, чем при отце-матери? Да разве ж бывает?..

Они выпили. На крепких зубах Спела хрустнул огурчикзнаменитой веннской засолки. Волкодав подавил в себе желание побыстрее кончитьработу и продолжал орудовать щёткой.

– А что, за добрым-то мужем! – принялся рассуждатьмолодой конюх. – Одно слово, велиморец! Небось на другой день золотымжуковиньям счёт потеряет. А уж как обнимет, к устам устами прильнёт…

Он хохотнул.

– Баловник, – проворчал Зычко, но по голосучувствовалось, что старик улыбался. Волкодав приласкал Серка, хлопнул погладкому крупу и вышел из денника. Он нимало не сомневался, что слуги всё какесть вызнали о женихе. И какого роду-племени, и как звать, и ровня лигосударыне по молодости и красоте. А вызнали, стало быть, скажут сейчас и ему.