Ещё он всё время чувствовал на своих руках её пальцы инедоумевал, почему она шла как на смерть. Знала что-нибудь про Людоедовасына?.. Вряд ли. Город городом, а будь парень развратник или злодей, небось неотдал бы ему кнес любимую дочь…

Волкодав видел: кнесинка вполне овладела собой, спокойноехала подле отца и даже махала людям рукой. Вот Глузд Несмеянович привлёк её ксебе, потрепал по волосам, сказал что-то на ухо, вернее, почти прокричал, чтобырасслышала среди гомона. Елень Глуздовна подняла голову, кивнула и улыбнулась вответ. Она не оглянулась на телохранителя, но он заново ощутил беспомощное,отчаянное пожатие: защити!..

Другой кто в сердечко запал?.. – размышлял он, выезжаяследом за кнесом и кнесинкой на торговую площадь и насторожённо озираясь.

– Не бойся, венн! Мы теперь учёные, начнёт ктоумышлять, сами шею скрутим!.. – долетел озорной крик. Волкодав мелькомпосмотрел в ту сторону, убеждаясь, что крик не был призван сбить его с толку.Кнес покинул седло и сам поставил на землю дочь. Волкодав спешился и подошёл. Влюдных местах он спешивался после.

…Нет, нету у неё сердечного друга. Я бы уж знал. Другаувидеть охота, поговорить, помиловаться. А кнесинка – то с нами в лес, то сбоярами о делах, то к народу, то с нянькой в хоромах. А может, таков друг, чтовидеться не велят и мечтать запретили? Тоже нет: тайная любовь паче явнойвидна…

Если по совести, то времена, когда город действительно моготправить своего кнеса с посольством, а потом строго спросить с него, миновалидавно и, надо полагать, безвозвратно. Но людям нравилось, что их кнес, едваприехав домой, по старой памяти чуть не первым долгом шёл на площадь к народу исобирался держать ответ.

Кнес говорил стоя, с дощатого возвышения. Кнесинка стояла наступеньку ниже отца, а ещё пониже кнесинки, по обыкновению сложив на грудируки, стоял Волкодав. На него уже перестали указывать пальцами. Добрыегалирадцы успели привыкнуть, что за их любимицей с некоторых пор всюду следовалмрачный телохранитель. Волкодав обводил глазами запруженную толпой торговуюплощадь. Он по-прежнему осязал пальцы кнесинки у себя на запястьях. Словноклеймо.

Кнес говорил хорошо. Не слишком коротко и не слишкомподробно, всего в меру. Он знал, где пошутить, где заставить гордиться.Галирадские старцы и святые волхвы внимали ему, сидя в деревянных креслах подпёстрым кожаным пологом – подношением улицы усмарей. Волкодав слушал в третьуха и на кнесинку не оглядывался. Что он мог для неё сделать?.. Только ещё иещё раз обшарить толпу зорко сощуренными, почти не мигающими глазами…

Симуранами зовутся удивительные существа, похожие нагромадных псов, но наделённые крыльями для полёта. Эти крылья дал им Бог Грозы,дал за то, что однажды их предкам удалось смягчить его гнев. Высоко в горахгнездятся они, и ни у кого нет над ними власти. Они слушаются только вилл –хрупких, большеглазых Повелительниц Облаков. «Не кричи: горе, – наставляетвеннская мудрость. – Погоди, покуда увидишь мёртвого симурана…»

Покуда живёшь, поневоле в бессмертие веришь.

А жизнь оборвётся – и мир не заметит потери.

Не вздрогнет луна, не осыпятся звёзды с небес…

Единый листок упадёт, но останется лес.

В младенчестве сам себе кажешься пупом Вселенной,

Венцом и зерцалом, вершиной людских поколений,

Единственным «Я», для которого мир сотворён:

Случится исчезнуть – тотчас же исчезнет и он.

Но вот впереди распахнутся последние двери,

Погаснет сознанье – и мир не заметит потери.

Ты ревностью бредишь, ты шепчешь заветное имя,

На свадьбе чужой веселишься с гостями чужими,

Ты занят делами, ты грезишь о чём-то желанном,

О завтрашнем дне рассуждаешь, как будто о данном,

Как будто вся вечность лежит у тебя впереди…

А сердце вдруг – раз! – и споткнулось в груди.

Кому-то за звёздами, там, за последним пределом,

Мгновения жизни твоей исчислять надоело,

И всё, под ногой пустота, и окончен разбег,

И нет человека, – а точно ли был человек?..

И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда,

Одно Поражение стёрло былые победы.

Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил!

А крылья сломались – и мир не заметил потери.

Пёс проснулся в лесу. В славном сосновом лесу, которымизнамениты были коренные веннские земли. Бурые стволы, седые возле земли,торжественно возносились под самый купол небес, и там, на непредставимойвысоте, пышные синеватые кроны легонько шевелил ветер. А внизу, под сеньюисполинов, зелёными свечами стояли лохматые можжевельники, кудрявились ягодныекустарнички, коврами лежали лесные травы и мхи, в которых с лета до позднейосени не было переводу грибам…

Пёс поднялся: длинные серые лапы, могучее поджарое тело ипушистый, слегка изогнутый хвост. Густейшую щетину на шее делил надвое кожаныйремень. На ошейнике что-то сверкало, точно капля росы, поймавшая солнечный луч.Краем глаза пёс видел переливчатый радужный блеск, но извернуть голову ирассмотреть, что же там такое, ему не удавалось.

Пёс насторожил острые уши, понюхал воздух, вздрогнул ипонял, что надо было спешить.

Он двинулся с места и побежал, ведомый одному ему внятнымизапахами. Сперва крупной рысью, а потом, когда слева открылась низина изамаячила непроницаемая тень частых ельников, – во весь скок. Он не искалдичи и не прятался от врага, но крепкие лапы по давней привычке несли еговперёд совершенно бесшумно.

Девочка вынула из травяного гнезда розовую волнушку,улыбнулась, поцеловала круглую мохнатую шляпку и убрала грибок в корзинку.Корзинка с рассвета успела порядком отяжелеть. Обнаружив очередную семейкугрибов, девочка ставила корзинку наземь и собирала грибы в руки или в подол, апотом возвращалась и высыпала всё разом.

Она давно просила сплести ей заплечный берестяной кузовоквроде тех, с какими ходили в лес ребятишки постарше, но просьбу не слушали.Мама считала её не только дурнушкой, но ещё и заморышем: такому дитятку толькодай кузовок, сейчас же пуп надорвёт. А корзинка, она корзинка и есть, в неёсверх меры не всунешь.

Девочка выпрямила спину и потянулась, потом села на камень,поросший с одного боку пятнистым жёлто-чёрным лишайником. Мама не разрешала ейсидеть на камнях, утверждая, что так недолго и простудиться. Валун в самом делебыл холодным, но девочка, назло запрету, продолжала сидеть. Всё равно кузовкаей в этом году не допроситься. Спасибо и на том, что хоть взяли в лес по грибы.Не отправили виноватую, как обычно, пасти гусей да не вручили с собой прялку сизрядной куделью: напрясть, покуда пасёшь, льняных ниток впрок…