«Фо Сизнз» запели по радио «Шерри». Молодой человек засунулсдачу в карман и зашагал вверх по улице. Его глаза были широко раскрыты, а вовзгляде сквозила какая-то тревога и напряженное ожидание. Он, казалось, невидел никакого движения жизни вокруг него, не замечал, что на Третью авеню ужеопускаются сумерки — его взгляд был устремлен куда-то внутрь него самого. Внутрьи вперед. Но кое-что он, все-таки, замечал: женщину, например, толкавшую передсобой детскую коляску или ребенка, комично перепачкавшего всю мордашкумороженым. Еще он обратил внимание на маленькую девочку, прыгавшую со скалкой извонко распевавшую в такт своим прыжкам:

«Бетти и Генри вначале целуются, Ну а затем? Затемженихаются. Ну а потом? Потом, ясно, женятся. И в результате — извольте,младенец».

По дороге ему попались еще две курящих женщины, оживленнообсуждавших проблемы, связанные с беременностью, группа мужчин, смотрящихбейсбол по огромному цветному телевизору, выставленному в витрине магазина.Несмотря на четырехзначную цифру, аккуратно нарисованную на ценнике рядом стелевизором, лица всех игроков были какими-то зелеными, а поленаоборот,неопределенного бордового цвета. «Нью-Йорк Нетс» выигрывали у «Филлиз» сосчетом 6:1.

Он прошел мимо, не заметив, как те две куривших женщиныпрервали свою беседу и проводили его долгим тоскливо-задумчивым взглядом.Время, когда цветы дарили им самим, было у них уже в далеком-далеком прошлом.Не заметил он и молодого регулировщика, который остановил все движение наперекрестке между Третьей и Шестьдесят девятой улицами специально для того, .чтобы он мог пройти. Ему, вероятно, просто бросилось в глаза мечтательноевыражение молодого человека — точно такое же, какое былой у него, когда он времяот времени придирчиво оценивал свою внешность в маленькое зеркальце для бритья,которое он нет-нет, да и вытаскивал из кармана. Не заметил он и двухмолоденьких девушек, которые, пройдя ему навстречу, обернулись, обнялись ирассмеялись.

На перекрестке с 73-й улицей он остановился и. повернулнаправо. Эта улица была немного темнее, и по обеим ее сторонам было множествонебольших полуподвальных ресторанчиков с итальянскими названиями. Где-товдалеке в полусумерках угасающего дня местные мальчишки играли в какую-то оченьшумную игру. Молодой человек не собирался идти так далеко и, пройдяполквартала, свернул в узкий переулок.

Теперь на небе уже были хорошо видны мягко мерцающие звезды.Переулок был темным и тенистым. У одной из стен смутно угадывался ряд мусорныхбаков. Теперь молодой человек был совершенно один. Нет, не совсем один — всумерках вдруг послышалось какое-то волнообразное завывание, и он неприязненнопоморщился. Это была любовная песня какого-то не в меру эмоционального кота, иничего приятного он в ней не находил.

Он замедлил шаг и взглянул на часы. Они показывали четвертьвосьмого, и Норма как раз должна была…

И тут он увидел ее. Сердце сразу же забилось частот часто.Она шла в его сторону и была одета в темно-голубые широкие брюки и стильнуюматросскую блузку. Каждый раз, когда он видел ее ВПЕРВЫЕ, он очень волновался.Это всегда был какой-то мягкий шок. Она была так МОЛОДА!..

Он улыбнулся. Он просто ЗАСИЯЛ этой улыбкой прибавил шаг.

— Норма! — окликнул он ее.

Она взглянула на него и приветливо улыбнулась… Но как толькоони приблизились друг к другу, улыбка как-то почти сразу померкла и сталанемного напряженной.

Его улыбка тоже стала какой-то неуверенной, и на мгновениеон почувствовал небольшое замешательство. Ее лицо над светлым пятном блузкибыло видно не очень хорошо, но в нем уже вполне определенно угадываласьнарастающая тревога. Было уже довольно темно… Неужели он ошибся? Конечно нет.ЭТО БЫЛА НОРМА. 1

— Я купил тебе цветы, — облегченно вздохнул он и протянул ейбукет.

Она взглянула на цветы, снова улыбнулась и мягко отстранилаего руку.

— Большое спасибо, но вы ошиблись. Меня зовут…

— Норма, — прошептал он и вытащил из нагрудного карманапиджака увесистый молоток с короткой ручкой.

— Они для тебя, НОРМА… они всегда для тебя… все для тебя…

Она побледнела от ужаса и отпрянула от него назад, широкораскрыв глаза и рот. Это была не Норма. Настоящая Норма была давно мертва.Десять лет уже как мертва. Но сейчас это было не важно. Сейчас важно было то,что она набрала уже полные легкие воздуха, чтобы закричать. Он остановил этотуже поднимавшийся крик сильным ударом молотка прямо в голову. Он убил этот крикодним движением. Букет упал на землю, и чайные розы — красные, желтые и белые —рассыпались совсем недалеко от мусорных баков, за которыми, оглашая всю округунепрекращающимися утробными воплями, остервенело занимались любовью кошки.

Одно движение — и крик не вырвался наружу. Но он обязательновырвался бы, промедли он хоть долю секунды, потому что это была не Норма. Ниодна из них не была Нормой. Он в исступлении колотил своим молотком по совсемуже изувеченному лицу, еще, еще, еще, еще… ОНА . НЕ БЫЛА НОРМОЙ, и поэтому онвсе наносил и наносил нескончаемые страшные удары — один за одним, один заодним, один за одним…

Точно так же, как он проделал это уже пять раз до этого.

Спустя несколько секунд, а может быть, и через полчаса, он исам бы не смог сказать точно через сколько, он спрятал молоток обратно в кармани поднялся над распростертой на мостовой черной тенью. Между ней и мусорнымибаками лежали чайные розы. Он развернулся и не спеша вышел из темного переулка.Теперь было уже совсем темно. Мальчишки, шумевшие в конце улицы, разошлись подомам. Если на костюме брызги крови, подумал он, то их будет не так заметно всумерках, если не выходить на ярко освещенные места. Ее имя было НЕ Норма, ноон знал Свое имя. Его имя было… было… ЛЮБОВЬ.

Его имя было Любовь, и он шел по темным улицам потому, чтоНорма ЖДАЛА его. И он найдет ее. Обязательно найдет. Совсем скоро.

На его лице появилась улыбка. Выйдя на 73-ю улицу, онприбавил шаг. Супружеская парочка средних лет, вышедшая посидеть перед сном наступеньках своего подъезда проводила прошедшего мимо них молодого человекадолгим взглядом. Голова его была мечтательно запрокинута назад, взглядустремлен вдаль, на губах полуулыбка.

— Как давно я не видела тебя таким, — завороженнопроговорила женщина.

— Что?

— Ничего, — ответила она, глядя вслед молодому человеку всером костюме, исчезающему во мраке надвигающейся ночи, и подумала о том, чтопрекраснее весны может быть только молодость и любовь.

Я чувствовал, что этот парень, Снодграсс, сейчас что-нибудьотчебучит. Глаза его все более округлялись, белки вылезали из орбит, как у пса,изготавливающегося к схватке. Юноша и девушка, чью старенькую «фьюри» занеслопри въезде на стоянку, пытались его вразумить, но он, склонив голову, слушалсовсем другие голоса. Кругленький животик Снодграсса обтягивал дорогой костюм,правда, залоснившийся на заднице. Коммивояжер, он ни на секунду не расставалсяс заветным чемоданчиком с образцами. Вот и теперь чемоданчик лежал у его ног,словно любимая собака, решившая вздремнуть.