Юноша застыл, лицо его перекосило от ужаса, глазаокруглились, зрачки превратились в точки. Я двинул ему в спину, расплескавполведра.

— Шевелись.

Взвыл дизельный двигатель. Через плечо юноши я потянулся кдвери, но ее распахнули изнутри. Юноша прыгнул в черны проем, я — за ним.Оглянулся, чтобы увидеть, как грузовик, «питербилт», поцеловался со стеной,вырывая из нее куски пластиковой обшивки. Раздался раздирающий уши скрежет,словно гигантские когти царапали по классной доске. Затем правый край переднегобампера и часть радиаторной решетки ударили в открытую дверь. Хрустальнымдождем посыпались осколки стекла, дверь сдернуло с металлических петель, какбумажную. Унесло в ночь, словно на картине Дали, а грузовик, набирая скорость.покатил на автостоянку, обдав нас сизым дымом. В реве двигателя слышалисьзлость и разочарование.

Юноша поставил ведро на пол и упал в объятья девушки, дрожавсем телом.

Сердце у меня билось, как молот. Ноги стали ватными. Что жекасается воды, то на двоих мы принесли три четверти ведра. Не стоило инадрываться.

— Надо забаррикадировать эту дверь, — я повернулся кповару-раздатчику. — Подскажи чем.

— Ну…

— К чему? — вмешался водила. — Любой большой грузовиквтиснется сюда только колесом.

— Меня волнуют не грузовики.

— Мы можем взять лист пластика из кладовой, — предложилраздатчик. — Босс собирался строить пристройку для баллонов с бутаном.

— Поставим к двери пару листов и подопрем их перегородкамиот кабинок, — решил я.

— Сойдет, — кивнул водила.

Этим мы все и занялись, даже девушка. Баррикада получиласьдостаточно солидная. Конечно, лобового удара она бы не выдержала. Это всепонимали.

У панорамного окна, выходящего на стоянку, еще оставалисьтри кабинки. Я сел в одну. Часы над стойкой остановились в восемь тридцать две.На сооружение баррикады ушло часа полтора. Снаружи рычал один грузовик.Некоторые уехали, спеша выполнять неведомые нам задания, другие прибыли. Янасчитал три пикапа, кружащих среди своих более крупных собратьев.

Меня потянуло в сон, но, вместо того, чтобы считать овец, яначал считать грузовики. Сколько их в штате, сколько в Америке? Трейлеров,пикапов, для перевозки легковушек, малотоннажных… а если прибавить к нимдесятки тысяч армейских и автобусы. Кошмарное зрелище возникло перед моимумственным взором: автобус, двумя колесами на тротуаре, двумя — в сливнойканаве, несется вдоль улицы, как кегли сшибая вопящих пешеходов.

Я отогнал эти мысли прочь и забылся тревожным сном.

* * *

Кричать Снодграсс начал где-то под утро. Молодой месяцвысвечивал землю в разрывах облаков. К мерному гудению двигателей добавилсяновый лязгающий звук. Я выглянул в окно и увидел пресс-подборщик сен, совсемрядом с потухшей вывеской. Лунный свет отражался от поворачивающейся штангипакера.

Крик донесся вновь, из дренажной канавы.

— Помогите… м-м-мне…

— Что это? — спросила девушка. Тени под глазами стали шире,на лице нарисовался испуг.

— Ничего.

— Помогите… м-м-м-мне…

— Он жив, — прошептала девушка. — О, Боже. Он жив.

Я его не видел, но нужды в этом и не было. Я и так знал, чтолежит Снодграсс, свесившись головой в дренажную канаву, с переломаннымипозвоночником и ногами, в костюме, заляпанном грязью, с белым, перекошенным отболи лицом…

— Я ничего не слышу. А ты?

Она посмотрела на меня.

— Разве так можно?

— Вот если ты его разбудишь, — я указал на спящего юношу, —он, возможно, что-то услышит. Даже решит, что надо помочь. Как ты на этопосмотришь?

Ее щека дернулась.

— Я ничего не слышу, — прошептала она. — Ничего.

Прижалась к своему дружку, положила голову ему на грудь. Непросыпаясь, он обнял ее.

Больше никто не проснулся. Снодграсс еще долго кричал,стонал, плакал, но потом затих.

* * *

Рассвело.

Прибыл еще один грузовик, с плоским кузовом-платформой дляперевозки легковушек. К нему присоединился бульдозер. Вот тут я испугался.

Подошел водила, сжал мне плечо.

— Пойдем со мной, — возбужденно прошептал он. Остальные ещеспали. — Есть на что посмотреть.

Я последовал за ним в кладовую. Перед окном кружило сдевяток грузовиков. Поначалу я не заметил ничего необычного.

— Видишь? — указал он. — Вот там.

Я увидел. Один из пикапов застыл. Стоял ничем никому неугрожая.

— Кончился бензин?

— Именно так, дружище. А вот сами они заправиться не могут!Мы их сделаем. Придет нас час, — он улыбнулся и полез в карман за сигаретами.

Где-то в девять утра, когда я ел на завтрак кусок вчерашнегопирога, заревел гудок. Надрывно, протяжно, сводя с ума. Мы подошли кпанорамному окну. Грузовики стояли, двигатели работали на холостых оборотах.Один трейлер, громадный «рео» с красной кабиной, выкатился передними колесамина узкую полоску травы между стеной закусочной и автостоянкой. С такогорасстояния радиаторная решетка еще больше походила на звериную морду. Да ещеколеса чуть ли не в рост человека.

Гудки вновь прорезали воздух. Отчаянные, требовательные.Короткие и длинные, чередующиеся в определенной последовательности.

— Да это же «морзе»! — неожиданно воскликнул Джерри.

Водила повернулся к нему.

— Откуда знаешь?

Юноша покраснел.

— Выучил в бойскаутах.

— Ты? Ты? Ну и ну, — водила изумленно покачал головой.

— Хватит об этом, — оборвал я водилу. — Вспомнить сможешь?

— Конечно. Дайте послушать. Есть у кого-нибудь карандаш?

Повар-раздатчик протянул ему ручку, юноша начал выписыватьна салфетке буквы. Потом перестал.

— «Внимание». Снова и снова. Подождем.

Мы ждали. Череда длинных и коротких гудков рвала и рвала воздух.Внезапно последовательность изменилась, юноша опять взялся за ручку. Мы навислинад его плечами, читая появляющиеся на салфетке слова: «Кто-то должен качатьгорючее. Кому-то не причинят вреда. Все горючее надо перекачать. Немедленно.Сейчас же кто-то должен начать перекачивать горючее».