— А я все равно не скажу.

— Ничего себе подчиненный!

Улыбка перешла в ухмылку.

— Ты же не любишь, когда я покорный. Тебе от этогонеуютно.

— Так ты меняешься, чтобы мне было приятно?

Улыбка исчезла, но не то чтобы настроение у него ухудшилось— просто веселость сменилась задумчивостью.

— Поначалу так и было, а последнее время мне и самомуприятно.

Тут уж улыбнулась я:

— Самая лучшая новость за всю эту ночь.

— Я рад.

Я отстегнула ремень безопасности.

— Давай вылезем из машины, пока не расплавились.

И я открыла дверцу, зная, что он поступит так же. Дверцызахлопнулись, и я нажала кнопку на брелоке, запирая джип. Он пискнул, и мыпошли к дороге, обходя машины, направляясь к моему дому. Коса спадала ему заспину и покачивалась на ходу.

Из стада машин вышли нам навстречу Черри и Зейн.

— Мы уж думали, вы заблудились, — сказала она сулыбкой.

— Ребята, вы всех запустили в дом? — спросила я.

Улыбка исчезла в растерянности.

— Да. Я думала, это можно.

Я улыбнулась в ответ:

— Нет, Черри, все правильно. Если бы я подумалазаранее, то распорядилась бы, чтобы их впустили.

Явно успокоившись, она опустилась передо мной на колени. Япротянула ей левую руку — правая осталась свободной, чтобы вытащить пистолет вслучае чего. Вряд ли понадобится, но никогда не знаешь.

Черри взяла мою ладонь двумя руками и потерлась лицом каккошка, оставляющая след подбородка. Другой вид официального приветствия включалв себя облизывание, но мне удалось убедить моих кошек, что меня устраиваеттолько потирание лицом и не больше.

Зейн встал на колени рядом с Черри, но не попыталсязавладеть моей правой рукой. Он ждал, пока она закончит. Этому тоже я ихнаучила — не тянуться за той рукой, которая нужна для оружия. Он потерся лицом;вдоль челюсти у него шла едва ощутимая шероховатая полоска, будто он пропустилее, когда брился.

Черри тем временем терлась о мои ноги. Будто огромная кошка,которая случайно в этот момент приняла облик человека. Поначалу, когда этопроисходило, я дергалась, но теперь мне это даже не казалось странным. Не знаю,хорошо это или грустно.

Покончив с приветствием, Зейн сказал:

— У нас был запасной ключ, так что мы приняли всюкомпанию. — Они оба встали и стояли, как хорошие дети — или как хорошиевзрослые, как хотите.

— Отлично, хотя я понятия не имею, сколько там народу.

Они пошли с нами в ногу, заняв места по бокам, и я ощущалаидущую рядом со мной Черри. Ощущала ее энергию дрожащей струной вдоль тела. Таксильно я никогда раньше ее не чувствовала. Еще один гвоздь в крышку гробасомнений насчет Нимир-Ра. Свидетельств было достаточно, и если бы я не былатаким мастером самообмана, я бы уже признала очевидное. Но для одного дня мне ибез того хватит. Пока что не до этого. Так что я не стала об этом думать, аЧерри если ощутила разницу, то ничего не сказала.

Это Зейн подвинулся ближе к Натэниелу на ходу и произнес:

— Ты пахнешь свежей раной.

И он тронул рукой спину Натэниела над топом. Я знала, чтотам следы укусов возле плеч, до самой шеи. Надо было сообразить, что он нестанет их скрывать. Да если бы и закрыл одеждой, эти ребята учуяли быобонянием.

— Что это ты делал такое? — спросил Зейн. —Или надо спрашивать — кого?

Натэниел даже не глянул на меня. Что говорить и чего неговорить, он явно оставлял мне. Разумно. А может, он просто не знал, чтосказать. Я попыталась придумать вранье, которое все объясняло бы, но на ум неприходило ничего, что не выставило бы Натэниела шлюхой. Либо он занималсясексом с незнакомой женщиной, либо... либо что? Правду? Ее мне не хотелосьговорить, пока я сама не поняла, как к ней отношусь. Учитывая мои характер, наэто может понадобиться не меньше пары дней.

Черри и Зейн завертелись вокруг Натэниела, все теснее итеснее, пока не стали соприкасаться телами. Они постоянно его подталкивали, какакула, проверяющая, съедобен ли ты.

— Пошли, ребята, времени нет. Надо ехать в лупанарийвыручать Грегори.

Зейн упал на колени рядом с Натэниелом, водя руками по еготелу. Его ладони скользнули под топ Натэниела.

— Вставай, Зейн, — сказала я.

Черри подступила очень близко к Натэниелу, глядя на негосверху, взяла его рукой за подбородок и приподняла, будто собираласьпоцеловать.

— Кто это был?

— Это его дело, — сказала я.

Натэниел глянул на меня искоса, и этого хватило. Я празднуютруса. Пульс забился на шее, я попыталась его успокоить — без особого успеха.

— Если бы это был Зейн или я, то да, — возразилаЧерри. — Но пока ты была в больнице, мы решили, что Натэниел долженпредставлять всех своих партнерш парду до того, как чем-нибудь с нимизаниматься.

— А у меня, как у Нимир-Ра, разве нет президентскоговето?

Черри подняла на меня глаза:

— Конечно, но согласись, что надо проверять егопартнеров. Он чуть опять не довел тебя до гибели.

Я соглашалась, но не на эту ночь. В эту ночь — или во вседругие, — я хотела, чтобы никто не лез не в свое дело. Всем было плевать,кто с кем спит, — до сегодняшнего дня. Все складывается. Я впервые сделаланечто неосторожное с одним из них, и мне придется сознаться, какие бы чувства уменя по этому поводу ни были. Открыв рот уже, чтобы сказать: «Это была я», яостановилась, увидев идущих к нам леопардов-оборотней. Из них из всех былаодна, при которой мне меньше всего хотелось бы обсуждать интимные вопросы.

Это была Элизабет. Походка у нее была нечто среднее между«шествует» и «плывет» — идеальная походка для уличной феи. Она вышла из-замашин об руку с Калебом, и на лице ее играла самодовольная улыбка, говорившая,что либо она не знает, что я зла на нее, либо уверена, что я ничего ей сделатьне смогу. Она была выше Калеба почти на целых пять дюймов. Локоны спадали доталии — такие темные, что их можно бы назвать черными, если не сравнивать смоими волосами. Она была красива несколько соблазнительной, порочной красотой,как тропическое растение с толстыми мясистыми листьями и прекрасными, носмертоносными цветами.

Юбка на ней едва доставала до верха черных чулок и обнажалаподвязки. На ноги она надела черные босоножки на каблуках пониже своих обычных.В конце концов, предстояло ходить по лесу. А кофточка была настолькопрозрачной, что видно было отсутствие под ней лифчика, хотя Элизабет, как имне, он не был бы лишним.

Калеб надел на себя джинсы-клеш, был без обуви и безрубашки. Пояс джинсов находился настолько низко, что видно было кольцо в пупке.Я лично слишком молода, чтобы помнить джинсы-клеш, но помню, как мои старшиедвоюродные братья спорили, у кого из них клеши шире. Мне и тогда они казалисьуродливыми, и со временем мое мнение не изменилось.