Калеб был очень собой доволен. Я могла бы ручаться, что онитолько что занимались сексом, но совершенно не мое дело, с кем они трахаются.Нет, честно, не мое.

— Я рада, что ты хорошо провела время, Элизабет.

Она сжала руку Калеба:

— О, и еще как!

— Рада, потому что дальше время выпадет очень, оченьплохое.

Она изобразила надутые губы:

— Неужто наша маленькая Нимир-Ра обиделась, что я непришла спать с ней рядом голышом?

Я не могла не засмеяться.

— А что смешного? — спросила она. Калеб подался отнее в сторону, высвобождая руку.

— Почему ты думаешь, что я тебя не убью, Элизабет?

— За что?

— Ну, хотя бы за то, что бросила Натэниела в клубе,дала захватить его плохим парням, а в результате чуть не погибла я. Или зато,что теперь я настоящая Нимир-Ра.

— А мне надоело с ним нянчиться, — сказалаона. — С ним было очень прикольно, а теперь уже нет. Он становитсястандартным.

— То есть больше не хочет тебя трахать, — уточнилая.

Первые признаки гнева показались у нее на лице.

— У нас были по-настоящему хорошие моменты, у нас сНатэниелом.

— Очевидно, недостаточно хорошие.

Она шагнула и встала рядом с Черри, то есть очень близко отменя. Она действительно меня не боялась, и я знала почему — или думала, чтознаю. Она хамила, вела себя высокомерно и была гвоздем в сапоге с того момента,как я взялась управлять пардом, и я ни разу не набила ей морду — ни в какомсмысле. Я все ей спускала, потому что, как она всегда бывала рада подчеркнуть,могла ее убить, но наказать — никак. Для оборотня «наказать» значит либо избитьего до полусмерти, либо устроить ему какую-нибудь мистическую пакость, которойони все боятся до судорог. И она была права. Оборотневской магией я не владела.И не сразу я поняла, почему я ей так много спускаю. Я убила ее милого, мужчину,которого она любила, и оттого мне было неловко. Габриэль заслужил смерть, ноона его любила, и я ей сочувствовала. Однако остатки этого сочувствиякончились, когда я увидела Натэниела, висящего на цепях с мечами в теле.Правила изменились, а Элизабет этого не знала. Еще не знала.

Из кустов неслышно выходили остальные леопарды, выбираясь надорогу. Волосы Мерля светились в темноте белым, борода и усы блестели серебром.Он был одет в прямые джинсы и ковбойские сапоги с серебряными накладками наносках. Раскрытый кожаный жакет скорее обрамлял грудь, чем покрывал. С ним былаженщина.

Высокая — шесть футов, если не больше. Обута в кроссовки,дальше — джинсы, просторная футболка до середины бедер. Волосы почти черные,прямые, густые, срезаны чуть выше плеч. Косметики нет, выступающие скулы делаютлицо скульптурным — почти резким. Глаза светлые, губы тонкие. Лицо из тех,которые были бы красивы, если чуть-чуть подкрасить, но и так производятвпечатление. Не такое лицо, которое может забыться или наскучить. Мерль держалее за руку, но не как влюбленный подругу — скорее как отец дочь.

Она вибрировала неотмирной энергией, которая в той или инойстепени есть у всех леопардов-оборотней. Но здесь я почувствовала покалываниекожи за несколько ярдов.

— Это Джина, — представил ее Мерль.

— Здравствуй, Джина, — сказала я.

Она посмотрела на меня, и страх в ее глазах сменилсяпрезрением.

— Коротковата для Нимир-Ра.

— Мы с Микой одного роста, — сказала я.

— Я и говорю. — Она пожала плечами, но эта бравадане казалась искренней. Скорее это как если человек свистит в темноте. Но я нестала обращать на это внимание — сегодня у меня другие проблемы.

Последняя из моих леопардов, Вивиан, подошла одна. Она былаиз тех немногих женщин, которые вызывали у меня желание защитить и заставляливспомнить прилагательные «кукольная» и «хрупкая». Вивиан была одной из самыхкрасивых женщин, которых я знала, и простые шорты вместе с прозрачным топом исандалиями этого не скрывали. Она была афроамериканка с примесью ирландскойкрови, и цвет кожи у нее был безупречный бледно-какаовый, которую только этасмесь и дает. Она была как-то растерянна, и я знала почему. Впервые за годрядом с ней я не увидела Стивена. Стивен и Грегори были двойняшками, обастриптизеры в «Запретном плоде». Вивиан со Стивеном жили вместе и были оченьсчастливы. Но Стивен сегодня ночью будет в лупанарии, как все добрые вервольфы,а Вивиан придет туда с леопардами. Бедняжка Вивиан. Бедняга Стивен. До этойминуты мне не приходило в голову, что Стивен может сегодня потерять брата.

Вивиан упала передо мной на колени, и я протянула ей руки.Она стала о них тереться, как до того Черри и Зейн. Элизабет не стала меняприветствовать, и это тоже было оскорбление. Ее спутники, в отличие от нее, небыли моими леопардами. И она намеренно выразила мне пренебрежение, но впервыена публике. Обычно я на этом не настаиваю, потому что не люблю, когда она менятрогает, но я видела лицо Калеба, когда Вивиан встала, закончив приветствие. Онзаметил этот недосмотр.

— Как жизнь, Вивиан?

— Настоящей Нимир-Ра не надо было бы спрашивать, —встряла Элизабет.

Я сжала руки Вивиан, помогая ей встать.

— Ты собираешься помогать нам спасать Грегори илиотпускать остроумные замечания? — спросила я Элизабет.

— Я хочу спасти Грегори, — ответила она.

— Тогда заткнись на фиг.

Она попыталась что-то сказать, но Черри схватила ее за руку:

— Элизабет, хватит.

— Ты мне не доминант, — огрызнулась Элизабет.

— Я пытаюсь быть твоим другом, — возразила Черри.

— То есть ты хочешь, чтобы я оставила ее в покое?

— Да, если можно.

— Отлично. — Элизабет повернулась кНатэниелу. — Я чую на тебе свежую кровь, Натэниел. — Она взяла еголадонями за шею, прижалась к нему, отодвинув Черри. — Ты наконец нашелсебе кого-то, кто будет тебя давить?

— Да.

— Кого? — спросила Черри с любопытством.

— Ребята, нет времени, — вмешалась я. — Пораехать в лупанарии.

И Мерль нашел что добавить:

— Элизабет так себя ведет с тобой по одной толькопричине: потому что ты ей позволяешь. Ослушание должно быть наказанонемедленно, иначе структура власти разваливается — как у твоего Ульфрика и егостаи.

— Я управляю своими леопардами, — ответила я.

Элизабет рассмеялась и поцеловала Натэниела в лоб, оставивотпечаток красной помады.

— Он кого-то сегодня трахнул, хотя ему это былозапрещено без согласия парда. И на это ты тоже посмотришь сквозь пальцы. Слабаты!