Хайман медленно обвел глазами противоположный балкон,заполненный людьми главный зал… Где-то в отдаленной части города бродил один изстарейших, исполненный страха перед царицей и жаждущий увидеть ее лицо. Онпришел, чтобы умереть, но в последний момент все же узнать, как она выглядит.

Хайман закрыл глаза, чтобы отогнать видение.

И внезапно до его слуха вновь донеслось: «Джессика, мояДжессика». И вдруг этот проникнутый душевной болью призыв заставил еговспомнить Маарет! Перед его мысленным взором неожиданно возник окутанныйлюбовью образ Маарет – такой же древней и белой, как и он сам. Тело пронзиланестерпимая боль. Он откинулся на спинку кресла и слегка опустил голову, апотом опять взглянул поверх стальных перил, уродливых переплетений черныхпроводов и ржавых круглых светильников: «Где ты?»

Там, вдалеке, у противоположной стены, Хайман увидел наконецтого, кто был источником этих мысленных посланий. Это было самое древнеесущество из всех, кого ему доводилось встречать: гигант нордического типа,закаленный и хитроумный, в одежде из недубленой коричневой кожи, с развевающимисясоломенными волосами и маленькими, глубоко посаженными под тяжелыми бровямиглазами, придававшими его лицу выражение мрачной задумчивости.

Великан следил за хрупкой женщиной, отважно прокладывавшейсебе путь сквозь заполнившую главный зал толпу. Джесс, смертная дочь Маарет.

Хайман пригляделся к ней повнимательнее, и ему показалось,что он сходит с ума. Он просто не мог поверить своим глазам! Сходство былонастолько поразительным, что он прослезился: те же, что и у Маарет, длинныемедно-рыжие волосы, вьющиеся и густые, та же высокая, хрупкая, как у птички,фигура, те же светящиеся умом и интересом ко всему окружающему зеленые глаза.Не обращая внимания на то, что ее со всех сторон толкают, она с любопытствомоглядывала зал.

Профиль Маарет. Кожа Маарет – при жизни она походила навнутреннюю поверхность ракушки: такая же бледная и едва ли не светящаяся.

И словно наяву возникло перед глазами видение из прошлого:кожа Маарет под его собственными темными пальцами. Когда, насилуя ее, онотворачивал лицо Маарет в сторону, кончики его пальцев случайно коснулисьнежных век. А еще через год ей вырвали глаза, он присутствовал при этом ивспоминал, какова ее кожа на ощупь. Пока не подобрал сами глаза и…

Он содрогнулся и почувствовал резкую боль в легких. Памятьне собиралась ему изменять. Ему никогда не избавиться от этого кошмара, никогдане стать счастливым клоуном, лишенным воспоминаний.

Дочь Маарет, что ж. Но как такое могло произойти? Черезсколько поколений неустанно передавались эти черты, чтобы вновь с такой силойпроявиться в этой маленькой, хрупкой женщине, которая, судя по всему,стремилась подобраться вплотную к расположенной в конце зала сцене?

Однако вскоре он пришел к выводу, что ничего невозможного вэтом, естественно, нет. Эту женщину двадцатого века и тот давний день, когда оннадел царский медальон и спустился по ступеням трона, чтобы совершить царскоенасилие, разделяют примерно триста поколений. Может быть, даже меньше. Инымисловами, лишь малая толика той толпы, что собралась здесь сегодня.

Гораздо более удивительно, что Маарет знает своих потомков.А эту женщину она знала. Вампир-великан немедленно это подтвердил.

Хайман проник в разум древнего гиганта. Маарет жива. Маарет– хранитель своей смертной семьи. Маарет – воплощение безграничной силы и воли.Маарет не дала своему светловолосому слуге никаких объяснений относительно снао близнецах, но послала его сюда с приказом спасти Джессику.

Так, значит, она жива, подумал Хайман. Она жива! Но если этотак, то живы и рыжеволосые сестры!

Хайман еще более внимательно и глубоко изучил мысли этогосоздания, но не смог мог уловить ничего, кроме яростного стремления защитить,спасти Джесс не только от Матери, но и от опасности, которая ее здесьожидает, – ведь ей предстоит увидеть нечто такое, чего никто никогда несможет объяснить.

И как же он ненавидел Мать, этот высокий блондин, всем своимобликом похожий на воина и священника одновременно. Он ненавидел Мать за то,что она нарушила безмятежный покой его печального вневременного существования;за то, что его исполненная грусти и в то же время великой нежности любовь кэтой женщине, Джессике, обострила тревогу за самого себя. Ему тоже былиизвестны масштабы бедствия: все вампиры, обитавшие на этом континенте,уничтожены, остались лишь немногие, и большинство из них собрались сейчасздесь, под этой крышей, но они даже не подозревают об уготованной им участи.

Известны ему были и сны о близнецах, но смысла их он непонимал. В конце концов, он никогда не знал о существовании двух рыжеволосыхсестер – его жизнью управляла только одна рыжеволосая красавица. И снова Хайманувидел смутный образ Маарет: фарфоровая маска лица и смягчившийся усталыйвзгляд человеческих глаз: «Не спрашивай меня больше ни о чем, Маэл. Но сделайто, о чем я прошу».

Тишина. Вампир внезапно почувствовал, что за ним наблюдают.Слегка тряхнув головой, он осмотрел зал, стараясь определить, кто именновторгся в его мысли.

Как это часто бывает, причиной всему стало имя. Великанпонял, что оно кому-то известно, что кто-то его узнал. И действительно, Хайман,вспомнив о Маэле из книги Лестата, моментально догадался, кто перед ним.Конечно же это он – жрец друидов, заманивший Мариуса в священную рощу, где Тот,Кто Пьет Кровь, сделал его себе подобным и отправил в Египет на поиски Матери иОтца.

Да, это тот самый Маэл. И он крайне недоволен тем, что егоузнали.

Вспыхнувший было в нем гнев потух, а вместе с ним исчезли ивсе мысли и эмоции. Прямо-таки головокружительная демонстрация силы, призналХайман. Он расслабился. Но светловолосый великан не мог его найти. Он сумелобнаружить в толпе две дюжины белых лиц, но только не Хаймана.

Тем временем Джессика бесстрашно достигла своей цели. Низкопригнувшись, она проскользнула между мощными мотоциклистами, считавшими, чтоместо перед сценой по праву принадлежит только им, и, выпрямившись, ухватиласьза край деревянного помоста.

Сверкнул ее серебряный браслет. Видимо, он сыграл рольсвоего рода крошечного кинжала, пронзившего щит, закрывавший разум Маэла,потому что на одно неуловимое мгновение его любовь и мысли полностьюобнажились.

И этот тоже умрет, если не наберется мудрости, подумалХайман. Несомненно, его обучала Маарет и, возможно, даже поделилась с ним своеймогущественной кровью; но сердце и нрав его явно оставались необузданными.

Чуть позже в нескольких футах от Джесс в вихре красок и шумаХайман заметил еще одно заинтриговавшее его существо – намного моложе Маэла, нопо-своему почти столь же сильное, как и галл.