Сегодняшние "чтения" были с участием артистов, аэто всегда легче, нежели "чтения" с ксерокопиями, потому что, покаидет перевод, я могу расслабиться, попить водички и помечтать о приятном. Вданном случае - о завтрашней поездке в Тройсдорф через Кельн. Ощущение близости"момента истины" не притупилось, наоборот, стало более ярким ивыпуклым. Наверное, это случится завтра. Но где? В поезде? В Тройсдорфе, в домегосподина Яновского? А может быть, в Кельне, перед великолепным Кельнскимсобором, расположенным прямо рядом с платформой, на которую я выйду из вагона?Хотя последнее маловероятно, ведь собор я видел неоднократно, и это зрелище небудет связано в моей голове исключительно с прошлым годом. Вообще я в Кельнебывал много раз, так что на него как на действенный детонатор рассчитывать неприходится. А вот Тройсдорф совсем другое дело. Там я был всего один раз, но иэтого не помню.

Встреча началась в восемь и закончилась в десять, все четкопо графику. Прямо из культурного центра мы с Мусей отправились в ресторанужинать. Муся - большой любитель китайской кухни, я же к ней равнодушен,предпочитая сугубо немецкое изобилие тушеной капусты и жирного сочного мяса. Учитываяразницу во вкусах и наши постоянные поездки за рубеж, мы однажды договорились,что совместно питаться будем "через раз": один раз ресторан выбираетМуся, другой раз - я. Обедали мы сегодня на ярмарке, где китайского ресторанане было, ели необъятный шницель с жареной картошкой, поэтому вечернее кормлениея честно отдал на откуп Самке Гепарда.

Муся заказала себе грибы с бамбуком и куриный суп со сладкойкукурузой, я же выбрал еду более понятную и привычную: кусочки жареной свининыи рис с овощами.

- Ты твердо намерен завтра ехать? - спросила Муся,когда официант записал заказ и отошел.

- Абсолютно, - подтвердил я.

- Может, хотя бы позвонишь для начала?

- Кому? - не понял я.

- Этому человеку, к которому ты собрался. Может быть,его нет в городе, или он завтра занят, или вообще переехал куда-нибудь. Толькозря время потратишь.

- Мусенька, я еду туда не для того, чтобы получатьинформацию от Яновского, я ее еще в прошлом году получил и всю занес вкомпьютер. Мне нужно снова оказаться там, где я был тогда, понимаешь? Если приэтом мне еще удастся поговорить с человеком, с которым я встречался, это будетвсего лишь дополнительным фактором для воссоздания ситуации. Конечно, этожелательно, но совсем не обязательно. Если я не застану Яновского дома - так ичерт с ним. Главное - антураж: город, вокзал, улицы, дома, вывески.

- Как знаешь, - Муся укоризненно вздохнула и потянуласьза сигаретой. - Ты большой мальчик, не все же мне тебя за ручку водить.

Она снова стала курить, хотя бросила три года назад. Сначала,еще летом, я понял это по исходящему от нее запаху табака, который я своимнекурящим носом улавливал мгновенно и с большого расстояния, но молчал, потомучто не считал возможным комментировать поступки взрослого человека и тем болеедавать им оценки, а при мне Муся не курила. Теперь же, в поездке, я своимиглазами видел, как утром Кошечка вытаскивает сигарету из почти полной пачки, ав середине дня выбрасывает пустую коробочку в урну и открывает новую. Глушит,как и прежде, по две пачки в день,

- Почему ты опять куришь? - заботливо спросил я. -Нервничаешь?

Муся молча кивнула.

- Из-за чего? Что-нибудь случилось?

- Ничего особенного, к сожалению. Все как прежде. - Поее глазам я понял, о чем она говорит. О дочери. Двенадцатилетняя девочка тяжелоболела с самого рождения, врачи сперва даже не давали ей десяти лет жизни,потом, когда ей исполнилось десять, милостиво отодвинули свой страшный прогноздо совершеннолетия. Муся постоянно таскала ее по врачам и больницам, а впоследние годы, когда стала хорошо зарабатывать, - и по зарубежным клиникам, непо самым лучшим, конечно, а по таким, на какие хватало денег. Порой казалось,что наступает улучшение, и Муся вся светилась надеждой и строила планы набудущее, но потом все снова скатывалось на прежние позиции. Отца у Мусинойдочки не было, то есть в физическом смысле он, вероятнее всего, где-тосуществовал, но в качестве родителя никак себя не обозначал, алиментов неплатил, поскольку не был в свое время официальным мужем, и, как я подозреваю,ничего не знал о том, что у его ребенка такие суровые проблемы со здоровьем. Неисключено, что и о существовании самого ребенка он знал не очень твердо. Мусяне любила об этом говорить, и картину я восстанавливал из обрывочных кусочковслучайно сказанных или подслушанных фраз.

То, что Муся снова начала курить, говорило только об одном:либо у нее кончился запас твердости, мужества и надежды, либо девочке сталохуже. И мне захотелось сказать Кошечке что-нибудь приятное, хоть чем-топодсластить горечь. Но ничего умного в голову не приходило. Единственное, что ямог сейчас, это признать ее правоту хотя бы в чем-то, в любой малости.

- Ты знаешь, я подумал... Ты права насчет Яновского. Я,пожалуй, позвоню ему прямо сейчас. Как ты считаешь, еще не очень поздно?

Легкая улыбка мелькнула по ее лицу и спряталась в глазах,опущенных к запястью с часами.

- Половина одиннадцатого. Еще прилично. - Я досталзаписную книжку, полистал, нашел нужную страницу. Принялся нажимать кнопки.

- Муся, если мне ответят по-немецки, я передам трубкутебе, ладно?

- Да, конечно, - рассеянно бросила она, думая о своем.

Но прозвучавшее в трубке звонкое девическое "Алё!"было таким нестерпимо русским, что я чуть не прыснул.

- Добрый вечер. Я могу поговорить с господином НиколаемЯновским?

Пауза. Что-то слишком долгая. Впрочем, у некоторых людей нехватает воспитания в таких случаях сказать хотя бы слово, они молча кладуттрубку на столик и идут звать к телефону того, кого спрашивают. Похоже, это былименно такой случай, потому что в трубке слышались шорохи и приглушенныеголоса. Следующее "Алло!" было произнесено уже совсем другим голосом.Но тоже женским.

- Я могу поговорить с господином Яновским? - повториля, слегка раздражаясь.

- Нет. Кто его спрашивает?

- Моя фамилия Корин, - представился я.

- Я вас не знаю.

- Я встречался с Николаем год назад, в октябре. Он вамне рассказывал?

- Нет. Николай погиб.

- Боже мой! - вырвалось у меня. Муся вздрогнула,вынырнула из своих размышлений и вопросительно уставилась на меня.

- Как? Когда?

- Пятнадцатого сентября. Его сбила машина. Если выхотите посетить его могилу, можете приехать в Тройсдорф, я провожу вас накладбище. Вы живете в Германии?

- Да, - непонятно зачем соврал я. - В Мюнхене. Яобязательно приеду и позвоню вам.