– Вали отсюда, Лампудель, покацела, – просвистел майор, – дома побеседуем.

– У меня нет никакого желания приниматьвас у себя, а в вашу квартиру я ни за что не войду, – ответила я и, гордовздернув голову, выплыла в коридор, не забыв хлопнуть посильней дверью.

Надеюсь, портрет Ковалевской сорвался со стеныи треснул Володю по лысине. Да-да, у него намечается проплешина, и яобязательно посоветую ему при следующей встрече купить себе специальныйшампунь. Исключительно из дружеских чувств, он-то не видит, что за неприятностьу него на темечке!

Толпившиеся у дверей тетки выжидательноглянули на меня.

– Безобразие, – вздохнула я, –как только таких в милиции держат, имейте в виду, девоньки, садитесь от этогомонстра подальше.

– Почему? – поинтересовалась самаямолоденькая.

– Под юбку лезет, – пояснила я и,увидев, что бабы прыснули в разные стороны, довольно ухмыляясь, пошла во двор.

Ну, майоришка, поглядим, как теперь ты будешьопрашивать свидетелей.

Во дворе училища курила стайка ребят. Яподошла к ним и поинтересовалась:

– Что случилось? У меня даже документыребенка не взяли!

– Директрису убили, – пояснилрыжеволосый паренек, весь обсыпанный конопушками.

– Как?!

– Выстрелили через окно, –рассказывал юноша, одетый, несмотря на жару, в синюю джинсовую рубашку сдлинными рукавами, – у нее кабинет на первом этаже, вон посмотрите, ментыв травке ползают, улики ищут.

Я перевела взгляд на здание училища. Из-заудушающей жары почти все окна были нараспашку, а по клумбе, находящейся устены, ходили два парня в перчатках и с пакетами.

– Не поймают, – убежденно заявилрыжий. – Выстрелил и убежал, тут за воротами рынок, юркнул в толпу, и все.Если бы сразу увидели… А то она небось давно лежала, пока Кар Кар вошла.

– Кто? – не поняла я.

– Ну училка русского, Карина Карловна,влезла в кабинет, как заорет, – пояснил «рубашечный», – все ипобежали туда.

– Кроме меня, – фыркнула толстаядевица, – я думала, Каркуша опять мышь увидела, помните, какой она хипеж впрошлом году подняла!

Ребята довольно заржали. Похоже, смертьнесчастной Людмилы Григорьевны их не слишком огорчила.

– Не найдут никого, – продолжалрыжий, – без шансов.

– А я знаю убийцу, – выпалиладевица.

– И кто это? – спросила я.

– Лешки Малахова отец, – убежденноответила толстушка.

– Почему ты так решила?

– А Людмила Григорьевна Лешку за двойки ипрогулы отчислила…

– Между прочим, совершенно правильносделала, – захихикал рыжий, – знаете, чего он на практике вытворил?Его папахен, жутко крутой, пристроил Лешку в ресторан, а там его не на кухнюпоставили, а велели клиентов обслуживать. Лешка и взвыл, гонору в нем немерено:не буду с подносом бегать. Ему отвечают: еще как будешь, и в зал выпихнули.

Парень решил сделать так, чтобы его выгнали, идемонстративно уронил на пол шницель. Потом на глазах у клиента поднял его,положил на тарелку и подал к столу. Вызванный на место происшествия мэтр отвелЛешку в сторону и спокойно заявил:

– Ерунда, с каждым случиться может, нозапомни правило: коли извалял мясо, немедленно неси его на кухню, обсыпьзеленью и подавай как новое.

– Так зачем отцу Леши убиватьдиректора? – прервала я парня.

– Лешка олух, его отовсюдувыперли, – пояснила девица, – вот папенька и явился к Людмиле спросьбой, чтобы его оставила, да начал ей доллары совать! Ух, она разозлилась,деньги в коридор вышвырнула… Вот небось и решил отомстить!

С гудящей головой я добралась до Киевскоговокзала. Небо затянули серые, свинцовые тучи, стало еще жарче и как-то парко,словно в оранжерее. Над площадью стоял «аромат» из невообразимых запахов –соленой рыбы, сигарет, машинного масла и пота. Прохожие с красными лицамиутирались носовыми платками и салфетками, почти у каждого в руках были бутылкис водой или квасом. Несмотря на рекламу, коку, пепси и фанту москвичи неочень-то любят, что и понятно, от этих лимонадов только еще сильней хочетсяпить.

Натянув кепку, я пошла к ларьку, где поджидалменя брошенный «жигуль». Сейчас достану из багажника сумку и отправлюсь запокупками…

Но «копейки» на месте не было. В глубокомудивлении я уставилась на ларек, торгующий сигаретами, может, я перепутала иавтомобиль преспокойно стоит в другом месте? Но ни у будки с сосисками, ни упавильона, где блестели всякие железки, «жигуленок» не нашелся. Вернувшисьназад к табачному ларьку, я спросила у продавца:

– Тут машина стояла, не видели?

– Видел, – преспокойно ответилтот, – ваша, что ли?

– Да.

– Давай сто долларов, тогда скажу, кудаотогнали.

– За что? – изумилась я.

– За то, – скорчил мордупарень, – поставила свой сраный автомобиль так, что мне дверь не открыть,гони баксы.

– У меня нету столько!

– Ну и ищи, где хочешь, свойавтомобиль! – гаркнул продавец, отшатываясь в глубь ларька.

– Тетенька, – раздался сзади менятихий голосок, – дайте сто рублей, скажу, куда машину задевали.

Я оглянулась и увидела грязную девчонку врваном платье. Волосы, давно не мытые, стояли, как ирокез у панка, ноги отщиколоток до колен совершенно черные, руки в болячках, но измурзанное личикопоказалось мне знакомым, а главное, голос (как у всех музыкантов, у меняотличная память на звуки).

– Ну же, тетенька, – повториладевочка, и я мигом узнала ее:

– Фрося! Ты как сюда попала?

Девочка внимательно посмотрела в мое лицо.

– Ой, я вас не признала! Давно туткараулю, думаю, придет водитель, начнет искать… Пошли, они вашу машину во дворвон того дома откатили… Больше так не оставляйте, только на стоянке. Пошли,пошли.

«Жигуленок» и впрямь стоял возле детскойплощадки.

– Ну как Барби, играешь? – спросилая, вытаскивая сумку.

– Неа, – помотала головой Фрося.

– Надоела?

– А ее мамка у меня отобрала и наследующий день в ларек сдала, – шмыгнула носом Фрося.