Старый Корк Каллиган начинал простым погонщиком, водившимстада из Техаса на север. Потом обзавёлся собственным ранчо. Нашёл золото вгорной долине, выкупил её у индейцев и назвал Дрим-вэлли, то есть Долина Мечты.Однако месторождение быстро иссякло. Несколько лет спустя богатую жилуобнаружили неподалёку, в Чёрных Горах. Корк понял, что поставил не на тулошадь, и потерял к Дрим-вэлли всякий интерес. С тех пор он верит только в«рогатое золото», которое сделало его богатейшим скототорговцем во всей округе.У старика три взрослых сына, и каждый при деле. Старший собирает коровьи гуртыв Техасе; средний управляет бойней в Чикаго; младший строит консервный завод вМиннеаполисе. Каллиганы задумали прибрать к рукам всю мясопромышленную цепочку,от пастбища до магазинного прилавка.

Что ещё рассказывал полковник?

Для осуществления своего честолюбивого проекта Корк занялмного денег в банке, очень нуждается в капитале, из-за чего, по мнению Стара, итребует за Дрим-вэлли такие несусветные деньги.

А про дочку Маврикий Христофорович не говорил ни слова –пока не увидел её перед отелем «Маджестик».

Мисс Каллиган болтала без умолку. Задавала вопросы, сама же наних отвечала, ничуть не смущалась немногословностью собеседника.

– А вы заика, да? Какая жалость! Такой импозантныймужчина! Это у вас с рождения? У нас один парень, Сэмми как его дальше, забыла,тоже стал заикой, когда его мустанг копытом ударил. И девчонка одна в пансионе.Ну это уж я виновата. Ночью завернулась в простыню, в кувшин медный завыла:у-у-у! Сюзи Шортфилд, жуткая дура, так перепугалась, что потом только бее-бее,а сказать ничего не может. Умора! Её старик хотел на моего папу в суд подавать.Мистер Фэндорин, вы в тюрьме когда-нибудь сидели?

Кто такая Эшлин Каллиган по нашим, русским понятиям,размышлял Фандорин, вежливо кивая. Дочь купца-скоробогатея, какого-нибудьсибирского мужика, наторговавшего на пушнине или китайском чае миллион. Чему-тогде-то поучилась – немножко на фортепьянах, немножко по-французски, но дома всеравно царят дикость и первобытные нравы. Из таких вот нуворишеских дочекполучаются первоклассные авантюристки и разбивательницы сердец. Потому чтопсихологических табу у них нет, деликатных манер тем паче, лишь острый инстинктда жадность до новых впечатлений. Приедет этакая вот жемчужина завоёвыватьМоскву или Питер с мешком папашиных денег, и если хороша собой, то учинитвокруг себя вавилонское столпотворение.

В какие-нибудь полчаса мисс Эшлин успела поведать спутникувсю свою двадцатилетнюю жизнь: про лошадей и коров; про самое яркоевоспоминание детства – набег индейцев-шошонов; про ужасный год в вашингтонскомпансионе; снова про лошадей; снова про коров.

Можно было бы отнестись к этой стрекотунье как к миломуребёнку, если б не кое-какие особенности её поведения.

Хоть механический веер и обдувал внутренность каретыприятным ветерком, барышня объявила, что умирает от духоты, расстегнулапуговки, и в разрезе платья, подпёртые лифом, закачались два совсем недетскихполушария. Ещё четверть часа спустя у Эшлин затекли ноги. Она сняла ботинки ипристроила ступни на диван, рядом с Эрастом Петровичем.

Вывод получался следующий. Юная кошечка уже почувствоваласвою женскую силу и с энтузиазмом испытывает её на всяком мало-мальскипривлекательном мужчине – оттачивает зубки и коготки. Принимать это кокетствовсерьёз ни в коем случае нельзя.

Маса, примостившийся на передок к кучеру, раза два высовывалсвой приплюснутый нос из-за бархатной портьеры за спиной мисс Эшлин. Закатывалглаза к небу, многозначительно мигал в сторону алькова, но Эраст Петрович вответ лишь грозно хмурил брови.

Что греха таить, бесхитростные манёвры вайомингскойкрасавицы не оставили путешественника равнодушным. Заглядывать в недрарасстёгнутого платья он, конечно, себе не позволял, но однажды, сделав вид,будто достаёт из кармана часы, скосил глаза вниз, на ножки мисс Каллиган.Оказалось, что щиколотки чрезвычайно стройные, а чулки чёрные, в сеточку,опять-таки исключительно недетского фасона.

– Смотрите-ка, г-горы! – воскликнул Фандорин истал смотреть в окно. – Как к-красиво!

Пейзаж, действительно, был фантастически хорош. Небо чуть непоминутно меняло цвет, будто экспериментировало с окраской. Ну ладно ещёбирюзовая. Но топазовая! Но изумрудная! Вдали виднелись такие же разноцветныескалы, самой причудливой формы. В правом окне горизонт топорщился зелёнымигорами, а в левом был закруглён, и степь казалась златотканым платком,наброшенным на темя Земли.

– Да, травы в этом году исключительные, –согласилась Эшлин. – У нас лонгхорны-однолетки за сезон набрали стоуна пополтора, честное слово. А в горных долинах травы вымахали вообще вот посюда.

Она приложила руку к бюсту, что давало собеседнику законноеоснование обратить взор к этому во всех смыслах выдающемуся предмету, но ЭрастПетрович проявил силу воли и не поддался.

Наоборот, услышав слово «долина», решил, что хватитглупостей. Пора завести разговор о деле.

– К-кстати о долинах. Я, собственно, держу путь в однуиз них. Она называется Дрим-вэлли.

Он ждал, что мисс Каллиган спросит его о цели поездки, и,чтобы упредить вопрос, пояснил:

– Там живут переселенцы из России, моисоотечественники…

– А я думала, вы англичанин, – по-западному,нараспев протянула Эшлин. – Больно чудно по-английски говорите. Будтокартонку ножницами режете. У вас в Дрим-вэлли родственники, да?

И, по своему обыкновению не, дождавшись ответа, с гордостьюсообщила:

– Между прочим, долина принадлежит мне.

– Вы хотите сказать, вашему отцу?

– Нет, мне. Папа сказал, что это моё приданое. Ты,говорит, моя dream-girl, поэтому получаешь Dream Valley. – Барышняскривила сочные губки. – Мог бы расщедриться на что-нибудь посущественней.Ранчо, скот, ценные бумаги – это всё достанется братьям. Я понимаю: отдалдочери – оторвал от семейного бизнеса. Но что прикажете делать с этой горнойдырой?

– П-продать. Если, конечно, найдётся покупатель, –осторожно сказал Фандорин.

Девушка неожиданно прыснула.

– А хитрюга из вас паршивый. Сами едете на каретемистера Стара, да ещё в Дрим-вэлли, а прикидываетесь. Будто не знаете, чтополковник хочет купить долину для ваших родичей за десять тысяч олешков.

– Каких ещё «олешков»? – удивился Эраст Петровичнепонятному слову «bucks»[15].