Маринвилл направил фонарь на коробку с бутылками.

— Если б вы добавили к спиртному наркотики, то тут бы иостались.

— А где вы отливаете, простите за бестактный вопрос? —обратилась к ветеринару Мэри. — Я вот чувствую, что самое время облегчиться.

— В мужском туалете есть переносное судно, какими пользуютсяв больницах. Его мы тоже держим в чистоте. — Старик виновато посмотрел наМаринвилла. Мэри показалось, что тот уже готов пустить какую-нибудь шпильку.Похоже, это понимал и Биллингсли. Таким, как Маринвилл, необходимо иметь объектдля насмешек, а ветеринар по всем параметрам подходил на эту роль.

— Джонни, вы позволите мне взять ваш фонарь? — спросила онаи протянула руку.

Джонни замялся, потом отдал фонарь. Мэри поблагодарила его инаправилась к двери.

— Что… красота! — Тихий голос Дэвида остановил ее.

Мальчик направил фонарь на ту часть стены, где еще осталсякафель. Именно там кто-то нарисовал разноцветными маркерами великолепнуюрыбину. Из тех полумифических чудовищ, какими иногда украшали очень старыеморские карты. Только в рыбине, что плавала на стене женского туалета взаброшенном кинотеатре, не было ничего страшного. Синие глаза а-ля БеттиБуб[50], красные жабры, желтый спинной плавник. Рыба казалась чудом в этоммрачном, пропахшем перегаром сортире. Одна плитка, к сожалению, отвалилась,прихватив с собой нижнюю половину роскошного хвоста.

— Мистер Биллингсли, это вы…

— Да, сынок, да. — В голосе старика слышались извиняющиесянотки и раздражение. — Нарисовал я. — Ветеринар посмотрел на Маринвилла. —Скорее всего уже крепко набравшись.

Мэри замерла у двери, ожидая ответа Маринвилла. И он ее такиудивил.

— Я, кстати, тоже нарисовал немало пьяных рыб. Словами, а нефломастерами, но принципиального значения это не имеет. Но почему здесь? Почемуздесь, а не где-то еще?

— Потому что здесь мне нравится, — с достоинством ответилБиллингсли. — Особенно после того, как молодежь нашла себе другое место длязабав. Не то чтобы они нам мешали, эти ребятишки предпочитали резвиться набалконе. Наверное, вам дико это слышать, но, честно говоря, ваше мнение меняособо и не интересует. Именно сюда я приходил со своими друзьями после того,как оставил работу и вышел из состава городского совета. Я с нетерпением ждалтех ночей, что мы проводили здесь. Это старый, заброшенный кинотеатр, тут полнокрыс, сиденья покрыла плесень. Ну и что такого? Это наше дело. Исключительнонаше, и ничье больше. Только теперь, я думаю, все они мертвы. Дик Онсло, ТомКинкайд, Кэш Ланкастер. Мои давние друзья. — Биллингсли так горестно вскрикнул,что Мэри аж подпрыгнула от неожиданности.

— Мистер Биллингсли, — вновь обратился к старику Дэвид. Тотповернулся к мальчику. — Вы думаете, он убил всех в городе?

— Бред какой-то! — воскликнул Маринвилл.

Ральф дернул его за руку, словно за шнур в автобусе, ведущийк звонку у водительского сиденья.

— Тихо.

Биллингсли все смотрел на Дэвида, разглаживая тяжелые мешкипод глазами длинными скрюченными пальцами.

— Я думаю, да. — Тут он бросил быстрый взгляд на Маринвилла.— Во всяком случае, он попытался убить всех.

— А сколько человек здесь проживало? — спросил Ральф.

— В Безнадеге? Сто девяносто, а может, и двести. К этомунадо еще прибавить пятьдесят-шестьдесят новичков, которые только началиприбывать. Хотя трудно сказать, кто из них находился здесь, а кто на шахте.

— Шахте? — переспросила Мэри.

— Китайской шахте. Той, что хотят запустить вновь, чтобыдобывать медь.

— Только не говорите мне, что один человек, пусть даже такойздоровяк, прошелся по городу и убил двести человек. Простите меня, но в это яповерить не могу. Я, конечно, верю в американскую предприимчивость, но это ужеперебор.

— По первому разу он кого-то мог и упустить, — вставилаМэри. — Вы сами рассказывали, что он задавил какого-то парня, когда привез васв город.

Маринвилл хмуро глянул на нее:

— Вроде бы вам хотелось облегчиться.

— У меня крепкий мочевой пузырь. Он ведь задавил того парня?Вы же сами говорили об этом.

— Да, задавил. Он называл его Рэнкортом. Билли Рэнкортом.

— Господи. — Биллингсли закрыл глаза.

— Вы его знали? — спросил Ральф.

— Мистер, в таком маленьком городке все всех знают. Биллиработал в булочной, а в свободное время подрабатывал парикмахером.

— Все так, Энтрегьян убил Рэнкорта прямо на улице. Раздавил,как собаку. — Маринвилл помолчал. — Я начинаю сживаться с мыслью, что Энтрегьянмог убить гораздо больше людей. Я знаю, что он на это способен.

— Знаете? — мягко переспросил Дэвид, и все повернулись кнему. Мальчик отвел глаза, решив вновь полюбоваться рыбой.

— Но одному не так-то просто убить двести человек… — Маринвиллзапнулся, словно потерял мысль. — Даже если он сделал это ночью… Я хочусказать…

— Может, ему помогали, — заметила Мэри. — Стервятники,койоты.

Маринвилл пытался найти какие-нибудь возражения, эточиталось по его лицу, но потом сдался. Вздохнул и потер виски, словно отгоняяголовную боль.

— Может, и помогли. Самая отвратительная в мире птица чутьне сняла с меня скальп, когда ей приказали это сделать, так что такое вполневозможно. Но все-таки…

— Похоже на историю Ангела Смерти из Исхода[51], — вновьзаговорил Дэвид. — Сынам Израилевым наказали помазать перекладину и оба косякадвери кровью, чтобы показать, что за ней живут хорошие люди. Только здесь АнгелСмерти — Энтрегьян. Так почему же он прошел мимо нас? Он мог убить нас с той желегкостью, с какой убил Пирожка или вашего мужа, Мэри. — Дэвид повернулся кстарику. — Почему он не убил вас, мистер Биллингсли? Если он убил всех жителейгорода, почему он не убил вас?

Биллингсли пожал плечами:

— Понятия не имею. Я лежал дома пьяный. Колли приехал нановой патрульной машине, той самой, что я помогал выбирать, и забрал меня.Засунул на заднее сиденье и отвез в каталажку. Я спрашивал, за что, что ятакого натворил, но он мне не ответил. Я просил его отпустить меня, плакал.Тогда я еще не знал, что Колли обезумел, откуда я мог это знать? За рулем онсидел тихо, ничем не выказывая своего безумия. Это потом у меня началивозникать такие мысли, но поначалу я думал, что по пьянке действительно что-тонатворил, а теперь ничего не помню. Может, сшиб кого, когда ехал на машине. Я…однажды такое со мной уже случалось.