— Когда он приехал за вами? — спросила Мэри.

Биллингсли помолчал, собираясь с мыслями.

— Позавчера. Прямо перед заходом солнца. У меня болелосердце, я лежал в кровати и думал о том, как же справиться с похмельем. Хотелуже принять пару таблеток аспирина. Тут появился Колли и вытряхнул меня изпостели. Я был лишь в одних трусах. Он позволил мне одеться. Даже помог. Новыпить ничего не дал, хотя видел, что меня всего трясло, и не сказал, почемузабирает меня. — Старик вновь потер мешки под глазами. Мэри передернуло.Почему-то это движение ее нервировало. — Потом, уже посадив меня в камеру, онпринес мне горячий обед. Сидел за столом, пока я ел, и что-то говорил. Воттогда я и начал догадываться, что он обезумел, так как Колли нес какую-то чушь.

— Насчет дыр вместо глаз, — предположила Мэри.

Биллингсли кивнул:

— Что-то вроде этого. «Моя голова полна черных дроздов», этоя запомнил. А остальное — нет. Да и как это запомнишь? Отрывочные мыслисумасшедшего.

— Вы ничем не отличаетесь от нас, кроме того, что выместный, повернулся к старику Дэвид. — И вы, так же, как и мы, не знаете,почему Энтрегьян оставил вас в живых.

— Совершенно верно.

— А что произошло с вами, мистер Маринвилл?

Маринвилл рассказал, как коп возник около его мотоцикла,когда он отошел на несколько шагов от шоссе, чтобы, извините, справить малуюнужду, и поначалу вел себя вполне прилично.

— Мы поговорили о моих книгах. Я решил, что он один изпочитателей моего таланта. Даже хотел дать ему гребаный автограф. Извини,Дэвид.

— Нет проблем. А пока вы разговаривали, мимо проезжалимашины? Готов спорить, что проезжали.

— Вроде бы да, кажется, проехало несколько огромныхгрузовиков. Я как-то не обращал внимания.

— Но он ни один из них не остановил.

— Нет.

— Только вас.

Маринвилл задумчиво смотрел на мальчика.

— Он вас выбрал, — гнул свое Дэвид.

— Ну… возможно. Наверняка сказать не могу. Все шлонормально, пока он не нашел «травку».

— Что-что? — переспросила Мэри.

Маринвилл повернулся к ней.

— Эта ваша «травка»…

— Не моя. Откуда у вас такие мысли? Как вы могли подумать,что я поеду на «харлее» через всю страну с полфунтом «травки» в багажной сумке?Возможно, у меня не все в порядке с головой, но не до такой же степени!

Мэри захохотала… От смеха потребность опорожнить мочевойпузырь только усилилась, но Мэри ничего не могла с собой поделать.

— На мешке была наклейка с улыбающейся рожицей? — Она всесмеялась и смеялась. В сущности, ответ она уже знала, но хотела, чтобыМаринвилл подтвердил ее догадку. — С мистером Лыбой-Улыбой?

— Откуда вам это известно? — в изумлении спросил Маринвилл. Влучах фонарей выглядел он вылитым Арло Гатри[52], отчего смех все сильнееразбирал Мэри. Она поняла, что еще немного, и она нальет в штаны.

— П-п-потому что мешок этот из нашего б-б-багаж-ника. — Онауже держалась за живот. — И п-п-принад-лежал он се-се-сестре моего мужа. Оназаконченная наркоманка. Энтрегьян, может, и сумасшедший, но он по крайней мерезнает, как п-п-подбрасывать… Извините меня, я уже больше не могу терпеть.

И она выскочила в коридор. А когда открыла дверь в мужскойтуалет, то от неожиданности вновь расхохоталась. Посреди, словно бутафорскийтрон, стоял стул с дыркой в сиденье и подвешенным снизу брезентовым мешком.Стену украшал еще один рисунок, тоже выполненный маркерами. Лошадь, несущаяся вгалопе. Чувствовалось, что и лошадь, и рыба нарисованы одной рукой. Оранжевыйпар вырывался из ноздрей, грозно сверкали розовые глаза. Неслась лошадь попрериям, с востока, где вставало солнце, на запад, к раковинам. Кафельныеплитки с этой стены не отвалились, но вспучились и потрескались, придаваярисунку объемность.

Снаружи выл и выл ветер. Расстегивая «молнию», стаскиваяджинсы и усаживаясь на холодное сиденье, Мэри внезапно вспомнила, как Питер,когда смеялся, подносил руку ко рту, большой палец упирался в один уголок губ,указательный — в другой, словно смех каким-то образом делал его легкоуязвимым,ранимым. И тут же, безо всякого перехода, Мэри заплакала. Как же это глупо — статьвдовой в тридцать пять лет, беженкой в городе мертвых, сидеть в мужском туалетезаброшенного кинотеатра, писать и плакать одновременно, злиться и стонать,смотреть на нарисованную на стене лошадь, бояться… и в то же время страстножелать выжить любой ценой… словно Питер уже ничего для нее и не значил, ставдалеким прошлым.

Как глупо испытывать голод… но есть хотелось.

— Почему я? Как вышло, что это случилось именно со мной? —прошептала Мэри, закрыв лицо руками.

3

Если бы у Стива или Синтии было оружие, они скорее всегопристрелили бы эту женщину.

Они проходили мимо бара «Пивная пена», когда открылась дверьсоседней прачечной и оттуда выскочила какая-то фигура. Стив, увидев толькотемную тень, вскинул монтировку, готовый нанести разящий удар.

— Нет! — Синтия схватила его за руку. — Не надо!

Женщина с черными волосами и очень светлой кожей (поначалуничего другого Синтия не разглядела), схватила Стива за плечи и притянула еголицо к своему. Синтия поняла, что монтировки женщина из прачечной даже незаметила.

Сейчас она спросит, нашел ли он Ииииисуса, подумала Синтия.Когда тебя вот так хватают, речь никогда не идет об Иисусе. Только обИиииисусе.

Но услышала она другие слова.

— Мы должны уехать отсюда. — Голос у женщины был низкий,хриплый. — Немедленно. — Она оглянулась, вроде бы заметила Синтию, но тут жевыбросила ее образ из головы, сосредоточившись на Стиве. Синтии уже доводилосьнаблюдать такое, поэтому она не обиделась. В пиковой ситуации некоторые женщинывидели своего спасителя только в мужчине. Так уж их воспитали. А может, это шлоот подсознания.

Синтия уже пригляделась к женщине, несмотря на ветер илетящую пыль. Постарше ее (лет тридцати), лицо интеллигентное и в то же времясексуальное. Длинные ноги, выступающие из-под короткой юбки. Юбка сидела плохо,словно женщина не привыкла носить платья. И в то же время неуклюжести в женщинене чувствовалось, скорее она обладала грацией пантеры.