жители города исповедовали греческое православие. Пока Афины сохраняли безусловную верность султану и готовность платить налоги, они в значительной степени сохраняли самоуправление. Однако один важный аспект ясно показывал, что город оккупирован чужеземной державой.

На Акрополе находился гарнизон; там же жили турецкие администраторы и военные, а Парфенон служил им местом молитвы. Преобразование этого здания для мусульманских богослужений потребовало меньшей перестройки, чем его превращение в христианский храм тысячелетием ранее. Но у его юго-восточной оконечности был воздвигнут минарет, ставший заметным элементом силуэта Афин. Для прихожан Греческой православной церкви, живших в нижнем городе, Акрополь был запретной территорией – так же как и в период владычества франкских католиков. При латинянах у входа в Парфенон появились высокие – до трех этажей – жилые здания, высота которых превышала половину высоты колонн. При турках пространство вокруг Парфенона было не менее загроможденным, но здания были ниже. При обоих режимах Пропилеи использовались для нужд чужеземных правителей: в качестве дворца, укреплений или склада военного имущества.

Одно из главных отличий состояло в том, что при османах греческое православное население нижнего города имело возможность заниматься экономической деятельностью, увеличивать свою численность и строить свои собственные церкви. За первые два века, прошедшие после османского завоевания, было построено, возможно, до 200 культовых сооружений. Многие из них находились поверх стен позднеримского периода, которые больше не обозначали границ города. В их число входила внушительная церковь, посвященная святому Дионисию Ареопагиту, первому афинянину, обращенному в христианскую веру, стоявшая у подножия холма Ареопага. Сама церковь, вероятно, просуществовала всего лишь около столетия и была разрушена землетрясением около 1600 г. Но место, на котором она находилась, сохранило важное значение в качестве резиденции грекоправославного архиепископа, бывшего самым могущественным членом общины.

В других отношениях, особенно учитывая неспокойное состояние региона, можно сказать, что османское владычество было в Афинах довольно мягким, во всяком случае в течение XVI в. Хотя османы воевали с западными державами, некоторое количество западноевропейцев продолжало беспрепятственно жить в городе. Османы почти несомненно чувствовали себя в большей безопасности после того, как в 1470 г. отобрали у венецианцев Эвбею и ее столицу Халкис (Негропонте). Когда османской власти покорились сами Афины, они стали столицей одного из пяти санджаков, или округов, на которые султан разделил Грецию. Но после захвата османами Халкиса столицей вновь созданного санджака стал этот город, а Афины, вошедшие в этот же санджак, получили более низкий статус уезда – каза. Эта перемена могла пойти Афинам на пользу, поскольку привела к уменьшению числа бюрократов, расквартированных в городе. Где-то в начале XVII в. произошло еще одно важное изменение связей между Афинами и султаном. Город был передан в подчинение «черному евнуху» – кызляр-аге, – который обладал огромным влиянием во дворце, так как был главным распорядителем закрытого мира женщин, служивших султану. Представителем могущественного евнуха в Афинах был воевода, то есть губернатор, но такая тесная связь с двором позволяла высокопоставленным афинянам жаловаться на турецких бюрократов среднего уровня прямо в Стамбул – так стали называть Константинополь новые обладатели этого города. В общем и целом такое положение вещей было более благоприятным, чем зависимость от прихотей губернатора (санджак-бея), находившегося в Халкисе, особенно по части налогов. В объяснение такого изменения статуса Афин рассказывали следующую колоритную историю. Молодая афинянка по имени Василики стала любимой наложницей султана, и он пообещал ей исполнить любое ее желание. Она же так любила родной город, что попросила напрямую связать его с евнухом.

При этом своей повседневной жизнью греческие христиане Афин в основном распоряжались самостоятельно. Со временем у них развилась сложная система классовых отличий, смутно напоминавшая ту, что существовала двумя тысячелетиями ранее, в эпоху Солона. Самые знатные семьи назывались архонтами; из их числа ежегодно избиралась немногочисленная группа демогеронтов (δημογέροντες) – народных старейшин. Ниже их в социальной иерархии находились другие классы: независимые домовладельцы; затем торговцы, разделявшиеся на разнообразные гильдии; и, наконец, мелкие собственники, к которым относились фермеры, огородники и пасечники. К 1570 г. численность населения Афин выросла чуть менее чем за столетие с 10 000 до 15 000 человек. В течение всего франкского периода жители города без труда умещались в лабиринте улиц к северу от Акрополя, ограниченном стенами, воздвигнутыми в позднеримскую эпоху после набега варваров 267 г. н. э. В начале же османской эпохи они начали селиться дальше к северу и северо-западу. Некоторые из этих новых кварталов населяли албанцы, притоку которых в город способствовали османы. В этот период в Эгейском море кишели пираты, что делало жизнь всюду на греческом побережье делом довольно рискованным. Однако Афины оставались в относительной безопасности от этих грабителей.

Хотя об этом часто забывают, период роста города пришелся именно на то время, когда он вышел из сферы интересов западноевропейцев. Флорентийцы лишились опорных пунктов в Греции, а венецианцы оставались только на островах; прокладывать через Грецию маршруты в Святую землю не было особого смысла, а путешествия по морям были небезопасны. «Исчезнув» за османским занавесом, Афины почти что (по меньшей мере на столетие или около того) перестали существовать для Западной Европы. Учившийся во Франции греческий историк Георгиос Толиас даже выделяет целое направление европейской литературы и картографии, которое представляет Афины в виде руин некогда славного города, от которого не осталось практически ни следа.

Ситуация изменилась после битвы при Лепанто 1571 г., в которой католическая Священная лига разбила в заливе Патраикос османский флот и остановила морскую экспансию Османской империи. (Кроме того, это было последнее сражение с использованием гребных судов, непосредственно происходивших от триер Древней Греции.) Хотя реальное положение Афин от этого не изменилось, Афины стали казаться местом менее удаленным. Кроме того, благодаря этой победе западноевропейцы загорелись желанием вовлечь в свои религиозные разногласия (между протестантами и католиками) и грекоправославных христиан.

Среди нескольких тевтонских лютеран, живо увлекавшихся всем греческим и питавших надежду, что греческую церковь, патриархия которой находилась в Стамбуле, можно привлечь на сторону протестантов, был немецкий ученый Мартин Крузий, преподававший в Университете Тюбингена. Поскольку он был эллинистом, ему хотелось узнать, какая судьба постигла Афины, но его методы сбора информации не предполагали посещения города или даже общения с теми, кто в нем жил. Вместо этого он написал в Стамбул, грекам, занимавшим видные должности в патриархате, и попросил прислать ему сведения о состоянии Афин, основанные на их собственных наблюдениях. Один из его корреспондентов, выдающийся ученый Феодосий Зигомала родом из Нафплиона, несколько раз бывал в Афинах; он сообщил немецкому коллеге все, что мог, по той неясной теме, которую тот исследовал. Крузий составил несколько общих карт с примечаниями на греческом и латыни. Одной из задач его работы было просто показать, что, вопреки распространенному в Западной Европе мнению,