непредсказуемые нападения (по-видимому, в основном со стороны мусульманских разбойников) делали их жизнь невыносимой. Это привело к вспышке болезней в самих Афинах.

В последний день 1687 г. Морозини созвал военный совет, на котором были рассмотрены разнообразные отчаянные варианты действий. Поскольку продолжать оккупацию было невозможно, он предложил эвакуировать весь город и сровнять его – вместе со всеми памятниками Акрополя – с землей. Местных жителей предполагалось перевезти в безопасное место, а природные укрепления города затруднили бы его повторный захват турками. Жители не оставляли города со времен сражения при Саламине, но та, первая эвакуация была организована собственными руководителями города в рамках замысловатой стратагемы, придуманной, чтобы перехитрить захватчиков. Теперь же вывести горожан из Афин предлагали чужеземные оккупанты. Местные афинские руководители хотели оплатить защиту города из собственных средств, но Морозини отказался от этого предложения.

Тем временем венецианский сенат разрешил Морозини вывезти все, что было возможно, из скульптур Парфенона. Он сосредоточил свое внимание на западном фронтоне, изображавшем соревнование между Афиной и Посейдоном; эти скульптуры еще оставались на месте, но были сильно повреждены. Некоторые статуи сместились из устойчивого положения и были готовы упасть. Попытка их извлечь была неудачной. В марте Морозини докладывал своему венецианскому начальству, что «были приняты меры к снятию большого фронтона, но он обрушился с огромной высоты, причем лишь чудом не пострадал никто из рабочих». Морозини отказался от идеи систематического демонтажа скульптур, но некоторые из его подчиненных забрали себе что смогли. Его секретарь Сан-Галло увез женскую голову, которая находится теперь в Лувре. Другой венецианец забрал часть фриза (коня с двумя всадниками), оказавшуюся в конце концов в Музее истории искусств в Вене. Некий датский офицер прикарманил две головы из обрушившихся метоп; их теперь можно увидеть в Копенгагене. Приблизительно в то же время произошла и гораздо более прискорбная эвакуация: подавляющее большинство населения города согласилось подняться на венецианские корабли и искать укрытия и безопасности в других местах. Этих людей вывезли на Саламин, на острова, окружающие Пелопоннес, и на Ионические острова, расположенные гораздо дальше к западу. Подобно афинянам, укрывавшимся на Саламине более 2000 лет назад, они понятия не имели, когда смогут вернуться в родной город и в каком состоянии его найдут.

Строго говоря, исход 1688 г. не был принудительным переселением. Эти беженцы видели, что власть в тех местах, где они жили, должна перемениться, по меньшей мере временно, и знали, что рискуют получить клеймо предателей независимо от того, что они делали на самом деле.

Лишившиеся дома афиняне не нашли в изгнании покоя. По мере все более широкого распространения войны между османами и венецианцами на другие части Греции им приходилось отчаянно высчитывать, где именно они могут оказаться в безопасности. Османы освободили и бросили в бой Либеракиса Геракариса, военачальника из Южной Греции, который сражался на их стороне против венецианцев на Крите, но затем попал в заключение в Стамбуле по обвинению в пиратстве. Этот буйный деятель нанес венецианцам несколько тяжелых ударов в разных точках Греции, но самым крупным его достижением было то, что ему удалось уговорить афинян вернуться в родной город под власть султана. Чтобы заручиться безопасным проездом, афинские изгнанники написали цветистые письма православному патриарху и самому султану. Послание, отправленное от имени афинян патриарху, было составлено на правильном классическом греческом и выдержано в почтительном тоне. С точки зрения патриарха, блуждающие жители Афин были, формально говоря, отступниками, которые отказались от православной веры, когда приняли покровительство венецианских католиков. Однако он милостиво простил заблудшую паству, и в Афинах началась новая глава эпохи, известной под названием туркократии (Τουρκοκρατία) – владычества турок.

В истории Афин многократно повторяется одна и та же необъяснимая черта: кто-нибудь описывает, зарисовывает и изучает с особенным вниманием драгоценные объекты, скульптуры и надписи как раз перед тем, как они исчезают из виду. Перспектива их утраты не всегда бывала очевидной, но в некоторых случаях те, кто их запечатлевал, возможно, в какой-то мере предчувствовали надвигающиеся события. В результате последующие поколения хотя бы имеют ясное представление о том, что именно было утрачено. Катастрофа 1687 г. не была исключением из этого правила.

В десятилетия, предшествовавшие взрыву, как памятники Акрополя, так и Афины вообще привлекали беспрецедентное внимание путешественников, стремившихся исследовать все то, что осталось от Античности, и рассказывать об этом всему миру. Эти люди старались описать современное им состояние Афин и каким-то образом увязать то, что они видели, со славным историческим и мифическим прошлым, а также со своими собственными убеждениями.

Некоторые из этих посетителей Афин не скрывали того обстоятельства, что представляли иностранные державы, заинтересованные в усилении своего влияния в регионе; другие совершали путешествия более частного характера, сопряженные с бо́льшими опасностями, хотя это не означает, что они не имели никаких связей с официальными властями или высокой политикой. С точки зрения мирской власти самым важным был приезд французского посла в Османской империи Шарля Франсуа Олье, маркиза де Нуантель, посетившего город в 1674 г.

Его многочисленная свита создала подробнейшие зарисовки скульптур Парфенона, ставшие бесценным источником информации для историков. Авторство этих изображений часто приписывают одному конкретному сотруднику посольства, некоему Жаку Каррею, но это мнение далеко не бесспорно. По правде говоря, мы не знаем, какой именно художник или какие художники так искусно владели карандашом. Получившиеся работы, собранные в единый альбом, можно видеть в парижской Национальной библиотеке.

С такой же неопределенностью Каррея считают и автором великолепной картины, изображающей Афины и их окрестности: на переднем плане изображены члены дипломатической миссии, а вдали поблескивают острова Саронического залива. Сами Афины имеют вид обширного, ограниченного стенами города, раскинувшегося у подножия почти полностью сохранившегося Акрополя, над которым возвышается минарет. Сейчас этот памятник торжественного посольства, имеющий более пяти метров в длину, висит в Музее Афин. Король Людовик XIV отправил Нуантеля в Стамбул в 1670 г., поручив ему получить для Франции торговые привилегии и ослабить то влияние, которым обладали в Восточном Средиземноморье Венеция и другие державы. Судя по всему, посол с бо́льшим рвением занимался исследованиями культуры Античности и Ближнего Востока, чем исполнением своих дипломатических обязанностей.

В следующем году в Афинах побывали не столь высокопоставленные, но все же достаточно важные англо-французские путешественники. Из них наиболее известны французский врач-протестант Жакоб Спон и его английский знакомый Джордж Уилер. Они встретились, путешествуя по Италии, и решили вместе отправиться на Восток. В первой части путешествия их сопровождали еще два англичанина – Френсис Вернон, назначенный в Париж на дипломатическую должность, но обнаруживший, что его больше привлекает история архитектуры, и его друг сэр Джайлс Исткорт. Вместе все четверо не спеша и с остановками пересекли Адриатику; в июле 1675 г. они добрались до Корфу, а в