Я не знал и не хотел знать, я испугался, но, не желая еерасстраивать, промямлил:

— Хочу.

— Помните случай с Варей? Мария скрыла от вас, что ониотправили ее в деревню. Если вы друзья, зачем это надо скрывать? Это был первыйсигнал к тому, что Заславский начинает действовать. И он начал, но вдругостановился. Помните, Мария перестала вам надоедать, и Заславский исчез. Знаетепочему?

Разумеется, я не знал.

— Фингал. Вы подрались, и Заславский заработал фингал. Из-заэтого-то фингала вы, Роберт, и живы. Заславский вынужден был отложить операцию,а я получила время на то, чтобы помешать его замыслам. Если бы он с самогоначала знал, что в это дело ввяжусь я…

Закончить свою мысль Мархалева не успела — зазвонил телефон.Я, радуясь освобождению, поспешно приложил к ее уху трубку; она закричала:

— Да ты что?!

И минут пять молчала, тараща глаза и шумно вдыхая в себявоздух. Я испугался, не знал что делать: продолжать прижимать трубку к ухуМархалевой или бросить это занятие и бежать за врачом? Мои сомнения разрешилаона сама.

— Ты их видела? — оживая, спросила она, разумеется не уменя, а у своей собеседницы. — И она там сидит, эта сучка?! Как удачно всесложилось!

Мархалева победоносно взглянула на меня и воскликнула:

— Ну, Роберт, сейчас я вам докажу! Спускайтесь вниз, тамждет вас мой Женька, бывший муж, и Юлька, его жена. Они отвезут вас кое-куда.

— Куда?

— Туда, куда им сказала Роза, — уклончиво пояснилаМархалева.

Я удивился:

— А при чем здесь Роза? Кто она?

— Роза моя подруга. Она гинеколог, она все знает, но всегдазанята, поэтому рассчитывать я могу только на Юльку. Не кобеньтесь, поезжайте.

— Но почему с вашим мужем? — с непонятным мне самомураздражением спросил я.

— Да потому, что никому другому я вас, наивного человека,доверить не могу. В конце концов мой Женька бывший десантник. Он в обиду вас недаст. Кто знает до какой наглости может дойти Заславский?

— А Юлька мне ваша зачем?

— А Юлька все проконтролирует. Должна же я знать как этобудет выглядеть. Вот Юлька мне и расскажет. Роберт, умоляю, хватит вопросов,поезжайте быстрей, пока она еще там.

— Хорошо, — сказал я, — поеду, но, Софья Адамовна, осталсяпоследний вопрос: кто регулярно звонит мне и сообщает, что я козел?

— Ах, Роберт, ясное дело кто, какой-то козел, но незабывайте, что он спас вас. Ведь благодаря его звонкам Тамарка забила тревогу.Дело в том, что этот номер принадлежал бизнесмену. Он отказался от него как разиз-за этих самых звонков. Советую вам, вы тоже номер смените, но сейчассделайте то, что обещали. Идите, Роберт, идите, я сгораю от нетерпения!

Уже вскочив со стула, я вдруг вспомнил про Кристину изакричал:

— Софья Адамовна, я пойду, но вы мне пообещайте, чтооставите в покое мою Кристину. Хватит записок и этих дурацких корзин. Нельзятак жестоко вводить в заблуждение несчастную женщину.

Мархалева рассмеялась:

— Бог с вам, Роберт, скоро месяц как я в больнице лежу.Какие записки? Какие корзины? Считаете, мне до них? Роберт, пожалуйста,поскорей поезжайте, а то не успеете. Она уйдет.

Я не верил ни одному слову Мархалевой, но все же поехал.Меня привезли в больницу и провели в палату. Я вошел и увидел Марию. Человек,сидящий на кровати, был очень похож на меня, но это был Заславский.

* * *

Прошло полгода. Я был доволен своей жизнью. Заладиласьработа с теорией. Нашла свое счастье сестра Кристина. По воле случая я узнал обэтом именно в тот день, когда потерял своих друзей: Виктора и Марию. Тогда явернулся домой совершенно убитый. Мархалева во всем была права: Заславский пустилсяв жуткую авантюру, которая должна была закончиться моей смертью. Открытие меняпотрясло. Пережить это было тяжело. Я вернулся домой, с тоской посмотрел наКристину и сказал:

— Кристя, сейчас же отправляйся к Максиму.

— Зачем? — удивилась она.

— Ты должна помириться с мужем. Эти корзины, эти записки…

Кристина улыбнулась и оборвала меня:

— Не надо, Роби. Я все знаю и очень тебя люблю, но запискинастоящие. Ты кое-чего не знаешь. Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.Пойдем, он ждет в кабинете.

И она повела меня в кабинет. Там на моем диване сидел тотнахальный художник, которому Кристина когда-то уступила свою корзину. На этотраз он был смущен. Увидев меня, вскочил и заикаясь, представился:

— К-кросский Эдуард, художник.

Ничего не понимая, я сказал:

— Это нам уже известно, а в чем, собственно, дело?

И он залепетал:

— Понимаете, когда я увидел вашу сестру, я понял — это она.О такой женщине я мечтал всю жизнь. Я начал о ней расспрашивать…

— Все ясно, — сказал я, — не продолжайте. Значит это выпосылали корзины.

— Роби, — вмешалась Кристина, — мы с Эдиком решилипожениться. Мархалева так образно описала ему мою трагедию, что он прониксясочувствием и влюбился. Я тоже влюбилась в него. Роби, я счастлива.

— Мы счастливы! — воскликнул Кросский.

— Спасибо Мархалевой, — закончил я.

Так решилась эта проблема. Позже со своим женихом явилась комне и Варвара.

— Роб, — сказала она, — ты был прав. Мархалева исполнилаобещание и нас помирила. У моего ребенка будет отец. Клевая тетка, Мархалева! Ятак ей благодарна, а ты?

Разумеется, я тоже был благодарен Софье Адамовне — онаспасла мне жизнь. Стараясь отплатить за добро, я часто навещал ее в больнице,ухаживал за ней, учил ее ходить на костылях. Порой она бывала несносна, но мыподружились. Однажды я ее спросил:

— Софья Адамовна, скажите, зачем вы ради меня рисковали? Мыже с вами были едва знакомы.

— Ах, Роберт, — ответила она, — вам этого не понять.

— И все же, попытайтесь объяснить, — попросил я.

Она согласилась:

— Пожалуй. Когда я увидела, Роберт, какая вокруг васчехарда, во что вы превратили свою жизнь, то сказала себе: “Это подходящийэкземпляр”. Дело в том, что мы, женщины, с рождения и до конца своих днейлелеем в себе надежду познать вас, мужчин. Чтобы было образней и понятнейпривяжусь к временам года. Самая мучительная и сладостная — весенняя форманадежды. Организм девушки просыпается и расцветает, с этим расцветает и надежданайти и познать ЕГО, самого лучшего, умного, сильного, смелого и верного — еемужчину. С приобретением опыта весенняя форма надежды превращается в летнюю.Женщина кое-что уже знает, кое о чем догадывается, кое с чем смирилась, но всеникак не может понять почему мужчина такой несовершенный? Почему так сложно егоприручить? Почему он все время хочет того, что вредно и опасно для его жизни?От теории женщина давно перешла к практике, она смело ставит опыты, пускается вэксперименты. Это самое плодотворное время, которое неизбежно переходит восеннюю форму надежды. Женщина доживает до такого возраста, когда она ужепоняла, что понять мужчину невозможно, но еще не может с этим смириться. Онавсе еще надеется что-то такое про него узнать, что сделает ее счастливой.Объектом изучения становятся внуки. Которые вырастают, превращаясь все в тех жемужчин, про которых женщина ничегошеньки не поняла. И тогда женщина входит взимнюю пору надежды. “Да, я ничего не поняла, — говорит она себе, — я жила радимужчины, но он приносил мне только боль. Возможно, я умру, так и неразобравшись, что это за существо, живущее рядом? Но, возможно, это сделает моявнучка?” Такова зимняя форма надежды.