– Оказывается, наилучший источник Эманации, содержащиймаксимальную концентрацию Божественного Излучения – это свечение расплавленнойртути. Нужно зажать Магический Кристалл щипцами из испанского золота и окунутьв кипящую ртуть на 13 минут и 13 секунд. Потом вынуть очищенный алмаз,сфокусировать на нем свечение ртути и пропустить луч сквозь Тинктуру. Минуту,всего минуту спустя она превратится в Магистериум. Известно ли тебе, что двухкрупиц этого волшебного порошка довольно, чтобы превратить 100 фунтовобыкновенного свинца в 58 фунтов беспримесного аурума, сиречь золота! Толькопредставь себе!

Этот не отвяжется, понял Ластик. У него пунктик, навязчиваяидея. Придется поговорить начистоту.

– Ученый доктор, ты так много знаешь о Райском Яблоке.Неужто тебе неведомо, что Камень нельзя подвергать никакому воздействию, что отэтого обязательно случится большая беда?

Келли вздрогнул, отодвинулся и посмотрел на собеседника так,будто увидел его впервые.

– Ах, так ты посвящен в эту тайну. А прикидывалсянесмышленным дитятей… Клянусь Мурифраем, никогда еще я не встречал стольудивительного отрока!

Что-то в облике англичанина изменилось. Исчезла слащавость,затвердела линия рта, глаза больше не щурились, а смотрели жестко и прямо.

– Что ж, тогда я буду говорить с тобой не как с ребенком, акак со зрелым мужем. Да, если опустить Райское Яблоко в расплавленную ртуть,будет большое несчастье, которое распространится на несколько сотен или дажетысяч верст – это, если говорить в терминах расстояния. И на несколько лет,если говорить в терминах времени. Похищение даже малой частицы Эманации даромне проходит. Так случилось и после великого эксперимента, произведенногоАнсельмом в 1347 году в городе Генуе. Той осенью на Европу обрушился великиймор, и продолжался много месяцев, так что обезлюдели целые королевства икняжества.

Тут Ластик вспомнил: про Великую Чуму, истребившую третьнаселения Европы, ему рассказывал профессор. Вот где он слышал имя «Ансельм»!

– Но что с того? – пожал плечами барон. – К нашему временивсе эти люди все равно бы давно уже умерли. Миновал мор, и народы расплодилисьснова, еще более многочисленные, чем прежде.

Зато у человечества осталась щепотка Магистериума. Пускай еевсю израсходовали на золото, это неважно. Главно, что мы, алхимики, теперьзнаем наверняка: Великая Трансмутация возможна! Келли воздел к небу трясущиесяруки.

– Не дам, – отрезал Ластик, и на всякий случай спряталКамень под кафтан – очень уж расходился почтенный доктор.

– Отдашь, – процедил англичанин. – Не добром, так силой.

– Кто же это меня заставит? – усмехнулся князь Солянский, новсе-таки сделал шажок назад.

– Твой государь. Ластик только фыркнул.

– До сих пор он был тебе другом, – зловеще улыбнулсяалхимик. – Но отныне он станет воском в руках царицы. Можешь мне поверить, язнаю природу людей. Я хорошо изучил высокородную Марину, а на твоего повелителямне достаточно было взглянуть один раз. Очень скоро истинной владычицейМосковии станет царица. Самой легкой добычей для умной женщины становятсясильные мужчины.

Вспомнив, как вел себя Юрка на свадебном пиру, Ластикпохолодел. Что, если хитрый англичанин прав?

– Я лучше утоплю алмаз в реке, как тот ювелир. Но ты Камняне получишь! – выкрикнул Ластик.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

Потом Келли тихо рассмеялся.

– Я вижу, Райское Яблоко доверено достойному Стражу. Яиспытывал тебя, принц. И ты выдержал испытание с честью.

С учтивым поклоном барон удалился, оставив Ластика в тревогеи недоумении.

После высочайшего венчания к разгульному весельюпростонародья, начавшего праздновать свадьбу загодя, присоединились придворные,и торжества пошли чередой. Каждый день начинался с охоты в Сокольниках илирыцарского турнира на европейский манер, а заканчивался шумным пиром – топо-московски, с бесконечной сменой кушаний, с рассаживанием по чинам и безженщин, то по-польски, всего с четырьмя переменами блюд, но зато с дамами,музыкой и танцами.

Вторая разновидность, конечно, была поживей, да и царь сцарицей держались менее скованно: шутили, смеялись, даже танцевали, чемприводили бояр в гнев и возмущение.

А Ластику нравилось. Особенно модный французский танец«Купидон».

Сначала польский оркестр – лютни и скрипки – заводилтягучую, медленную музыку. Потом с двух сторон выплывали он и она: Марина ввоздушном платье с испанским воротником, на высокой прическе маленькая легкаякоронетка; Дмитрий в бело-золотом колете и коротком плаще, со шпагой. Кавалерснимал шляпу со страусиным пером – левой рукой, то есть жестом, идущим отсердца. Дама слегка приседала, потупив глаза. Потом танцоры, изящно выгнувруки, касались друг друга самыми кончиками пальцев – тут по русской стороне столапрокатывался сдавленный вдох: срамота. Царь с царицей этого не слышали,смотрели не на мрачные боярские физиономии, а друг на друга и улыбалисьблаженными улыбками.

Зато Ластик наслушался всякого. Ропот, начавшийся еще в деньсвадьбы, звучал все громче, почти в открытую.

– Испокон веку такого непотребства не бывало, – говорилибояре. – Псами на пиру Иоанн Васильевич нас травил, это да. Бывало, что ипосохом железным осердясь прибьет. Князя Тулупова-Косого из окошка выметнул,для своей царской потехи. Но чтоб, обрядясь в немецкое платье, с царицейнепотребно скакать?

– А может, царь вовсе не Иванов сын? – пропищал чей-тоголос, явно измененный, но Ластик узнал – Мишка Татищев, думный дворянин.

На опасные слова со всех сторон зашипели: «Тс-с-с». Ластик ине оборачиваясь знал – это они его, царева брата, стерегутся.

Помолчат немного, и снова за свое.

– Гляди, княже, телятину подали, – брезгливо скажет один. –А хрестьяне православные телятины не едят.

Другой подхватывает:

– Руки-то, руки мыть заставляют, будто нечистые мы.

Это про польский обычай – у входа в пиршественную залу слугиподавали гостям кувшин и таз для омовения рук. Бояре обижались, руки прятали заспину, проходили мимо.

Садясь за стол, молча ели, пялились на голые плечи идекольте полячек, в разговоры с иноземцами не вступали.

Но и польские паны вели себя не учтивей.