действительно живем во Вселенной, прогрессирующей к совершенно особому виду состояния, которое уместно назвать целью системы. Хотя конечной цели, возможно, и нет, а вместо нее есть бесконечная череда укрупняющихся аттракторов, все же существует предсказуемая траектория к более высокой сложности. Это не означает, что Вселенная имела сознательное намерение до появления разумных агентов, поскольку это не так – агентность, намерение и цель возникли в процессе эволюции. Однако возникли они с неизбежностью, как следствие «космического кода».

Цель Вселенной во многом такая же, как у желудя, стремящегося стать деревом, или у эмбриона, развивающегося во взрослую особь. Конечно, эти аналогии не идеальны, но фундаментальные законы и константы физики играют функциональную роль генетической программы, направляющей развитие. Целеориентированная Вселенная, такая как Вселенная, становящаяся все более разумной и самосознающей, описывается в философских терминах как телеологическая. У космоса, безусловно, есть «телос»[22], и если мы будем игнорировать это, то лишим себя парадигмы, обладающей непревзойденной прогностической и объяснительной силой и позволившей Тейяру де Шардену предсказать появление интернета еще до изобретения компьютера.

Космическая телеология – это мировоззрение, признающее целенаправленную природу нашей Вселенной, динамической системы, которая становится все более сложной и разумной с течением времени и по мере развития естественных процессов. Космическая телеология, представленная в этой книге, является полностью естественной телеологией, а именно эволюционно-вычислительной телеологией, которая полностью совместима с законами физики, и строгой научной теорией, поскольку она может быть описана в количественных терминах и дает проверяемые предсказания.

Поскольку в прошлом слово «телеология» иногда ассоциировалось с религиозной верой в сверхъестественную или мистическую силу, которая направляет эволюцию к прогрессу, этот ярлык, несомненно, беспокоит некоторых скептиков и атеистов, испытывающих отвращение к религии. Однако это не должно мешать нам использовать наиболее подходящую и узнаваемую терминологию. Стоит повторить, что описываемый здесь процесс космической самоорганизации полностью механистичен – как своего рода слепое движение на ощупь ко все более сложному состоянию, обусловленное тенденцией Вселенной к обработке информации и накоплению знаний в архитектуре адаптивной сложности. Она не направляется внешней силой или метафизической сущностью; функциональная организация порождается изнутри физическими законами и эволюционной динамикой, обусловленными теми ограничениями, которые эти законы накладывают на движущуюся материю.

Американский философ Томас Нагель недвусмысленно поддержал естественную телеологию в своей противоречивой книге 2012 года «Разум и космос», и его смелость весьма похвальна. Однако Нагель совершил роковую ошибку, предположив, что нам нужны «нефизические законы» для объяснения этого аспекта мира, за что и был раскритикован рядом выдающихся ученых и рецензентов. Использовав парадоксальный термин, Нагель сделал свою позицию уязвимой: если такие нефизические законы существуют, то после их признания они просто натурализуются и добавляются в список явлений, которые мы считаем реальными и физическими. Например, информация обычно описывалась как нефизическое явление, пока мы, наконец, не поняли, что такое информация и как она кодируется. Тогда мы убедились, что она тоже имеет физическую природу. Таким образом, вместо того чтобы классифицировать эти эмерджентные «законы жизни» как нефизические, уместнее называть их новыми законами физики, как предложил Шрёдингер в книге «Что такое жизнь?». Это законы и принципы неравновесной термодинамики, кибернетики, эволюционной теории, теории вычислений и теории динамических систем.

Поэтический метанатурализм решает эту проблему, признавая, что со временем представления о естественном меняются, по мере возникновения новых явлений, таких как жизнь, разум и технологии, и по мере того, как мы формализуем эти явления с помощью математики и вычислительных моделей. Поскольку наши модели реальности всегда будут страдать от некоторой неопределенности и неполноты, грань между физическим и метафизическим никогда не будет абсолютно четкой. Возможно, что сегодняшняя метафизика – это завтрашняя физика. Например, согласно традиционным научным стандартам, концепцию мультивселенной следует считать метафизической идеей, поскольку это непроверяемая теория, во всяком случае, на данный момент.

Это нарушает требование Поппера о том, что научная теория должна быть фальсифицируемой. Тем не менее многие ведущие физики современности считают, что мультивселенная существует, несмотря на отсутствие эмпирических доказательств. Исключением является радикальная редукционистка Сабина Хоссенфельдер, которая даже сравнивает веру в мультивселенную с религиозной верой. Вскоре мы вернемся к этой теме. Суть в том, что по мере нашего понимания мира и начала формализации нами сложных явлений, когда-то казавшихся неподвластными науке, сфера физического и естественного будет расширяться, причем бесконечно, благодаря появлению новых феноменов с новыми видами свойств. Она также может расшириться, если мы обнаружим, что реальность больше и сложнее, чем мы изначально предполагали.

Современная космическая телеология – вычислительная или дарвиновская телеология – устраняет все разрывы в объяснениях в эволюционной истории, опровергая утверждение креационистов о несократимой сложности и, в свою очередь, забивая гвоздь в крышку гроба любых теорий разумного замысла, которые объясняют происхождение жизни чем-либо сверхъестественным. Но сведение телеологического развития космоса к ряду естественных механизмов не объясняет загадку того, почему мы находимся в самоорганизующемся мире, который становится все более самосознающим и вычислительно мощным благодаря череде неизбежных событий. У нас больше нет несократимой сложности в креационистском смысле, но у нас есть несократимые эмерджентные явления, такие как жизнь и сознание, которые нельзя объяснить путем редукции – то есть в терминах атомов, следующих по фиксированным траекториям, – не потеряв при таком объяснении чего-то важного.

Итак, мы смогли объяснить неизбежное возникновение жизни и прогрессивную эволюцию в направлении более высокой сложности научно, без упоминания чего-либо сверхъестественного, но теперь мы имеем своего рода космическую программу, которой нужно дать обоснование. В данном случае «расплетение радуги» лишь делает ее более загадочной и более романтичной. Отвечая на вековые экзистенциальные вопросы («как мы сюда попали?» и «куда мы идем?»), этот новый космический нарратив ставит перед нами другие вопросы, требующие долгих размышлений и обсуждений.

Например, если наша Вселенная окажется лишь одной из многих, будут ли другие вселенные иметь тенденцию к увеличению сложности и знаний, или же наша Вселенная уникальна? Подразумевает ли самоорганизующаяся вселенная, что мы живем в симуляции или чем-то ей подобном? Если да, то означает ли это, что существовал руководствовавшийся целью агент или коллектив агентов, которые разработали аппаратное и программное обеспечение системы – другими словами, установили законы, фундаментальные постоянные и начальные условия, – а затем позволили системе развиваться в соответствии со своей внутренней динамикой?

Граница между теорией симуляции и механистической теорией разумного замысла (жизнь порождается внутренними законами, которые представляются тонко настроенными) едва различима, если она вообще существует. Если мы способны создавать симулируемых агентов в симулируемых мирах, как можно доказать, что мы сами не являемся такими созданиями? Может ли конечное состояние Вселенной, которое описал Пол Дэвис, выполнять некую функцию в более всеобъемлющей «базовой реальности»? Хотя подобные размышления пока еще относятся