– Знаете, дорогая Виола, у балетных, почти у всех, крайненесчастливая личная жизнь. Посудите сами. В юношеские годы, когда всеподыскивают себе пару, мы днями стоим у станка, шлифуем технику. Репетиция –спектакль – репетиция. Тренаж – премьера – тренаж, иногда гастроли. Вращаешьсяв очень узком кругу, видишь только одни и те же знакомые лица. Чтобы пойти вгости, времени просто не хватает. Значит, супруга надо искать среди своих. Нонаши мальчики… – Она махнула рукой. – Горе, а не мужчины, да и половину из нихс натяжкой можно отнести к сильному полу. В балетных кругах широко распространенгомосексуализм. Иногда, впрочем, девочки находят мужа, не имеющего отношения картистам. Но, как правило, из этих семей ничего хорошего не выходит. Родитьребенка можно себе позволить только после выхода на пенсию, в тридцать пять, нераньше.

– Почему?

– Беременность длится девять месяцев, и около года надопотом восстанавливаться. Причем это не у всех получается. Вот и приходитсявыбирать между любовью и профессией… Конечно, понимаю, как мне повезло сАнтоном, но сейчас, по-моему, не совсем уместно говорить о бракосочетании,когда в семье похороны предстоят… – Она откинула назад свои роскошные волосы.

Я фальшиво вздохнула и сказала:

– К сожалению, Антон не слишком откровенен с вами.

– Что имеете в виду?

– Первого апреля этого года он зарегистрировал брак сгражданкой Новосельцевой, и вам надеяться не на что.

Ксения вспыхнула так, что слезы выступили у нее на глазах.

– Откуда узнали и зачем надо мной издеваетесь?

– И не думала даже смеяться, – идиотничала я. – А сведенияточные, из загса, вот спросите его, когда придет!

Ксюша покрылась синеватыми пятнами.

– Ну и что хотите за молчание? Сразу предупреждаю, бешеныхденег нет. Тысячу? Две? Впрочем, это предел.

– О чем вы?

– Хватит! – топнула ногой балерина. – Прекратите.Великолепно знаете, что я – Новосельцева, и явились шантажировать.

– Вот уж совершенно не собиралась требовать у вас никакихденег, да и за что? – абсолютно искренно ответила я. – Просто интересно стало:свадьба была, а всем говорите, что гражданская жена. Обычно женщины наоборотделают.

Внезапно Ксюша рухнула на диван и сжала ладонями голову.

– Как все надоело. Господи, до жути, устала я. Говоритебыстро, сколько? Вот, тысяча есть, возьмите…

И она принялась судорожно вытаскивать из роскошного кошельказеленые бумажки.

– Берите, берите, только имейте в виду, плачу один раз. Арасскажете Антону… Может, и к лучшему…

– Как это? – оторопела я. – Он что, не знает о женитьбе?

Ксюша захохотала, слезы цепочкой покатились по ее худомулицу с четко выступающими скулами.

– Надоело, боже, все надоело, не могу, отстаньте…

Она принялась мотать роскошной гривой волос. Банкноты спортретами американских президентов разлетелись по ковру.

– Уходите, – твердила Ксюша, – убирайтесь! Вас нанялиследить за мной? Убирайтесь…

Крик перешел в горькие, отчаянные рыдания. Я аккуратнособрала доллары, положила их в кошелек Ксении и сказала:

– Не порите чушь! Лучше быстро говорите, куда делирезультаты анализов Никиты.

– О господи, – простонала Ксюша, – русским языком объясняю,ничего не видела!

– А доктор Кисин утверждает обратное.

– Я с ним незнакома.

– Он говорит – передал бумаги Ксении, жене брата Альбины.

– Никогда не представляюсь женой! Никогда, поверьте. И зачеммне результаты чужого обследования?

– Врете много. Доктора в глаза не видали, документы тоже,Антону – не жена, и вообще он и слыхать не слыхивал о женитьбе на вас… Толькокто же тогда зарегистрировал брак первого апреля?

Ксения напряглась:

– Ну очень сложно объяснить.

– Зато мне все понятно, – неожиданно выпалила я. – Узнали отонколога, что Никита выздоровел.

– А он был болен? – тихо поинтересовалась Ксюша.

– Вот эти примочки оставьте для следователя, – фыркнула я. –Великолепно знали: у Соловьева рак.

– Нет, – потрясение покачала головой Ксюша. – Впервые слышу.

– Да ладно. Давно в курсе, поэтому и поспешили расписаться сАнтоном, чтобы иметь право на деньги. Тоша вроде не от мира сего, но черт егознает, как поступит, если получит капитал.

– Глупости, – взвизгнула Ксюша. – Бред сивой коровы!

– Кобылы, – поправила я.

– Что?

– Бред сивой кобылы, а не коровы…

Ксюша закусила губу, потом спокойно сказала:

– Все понятно, вы – ненормальная, сбежали из психушки. Повас поднадзорная палата плачет!

– А вас ждет не дождется камера смертников Бутырскогоизолятора, есть там такое милое местечко в Пугачевской башне.

– Почему? – оторопела Ксюша.

– Потому что вы – безжалостная убийца. Сначала подстроилиавтомобильную аварию и убрали Веру. Потом отравили Никиту и сумели свалить всеподозрения на Альбину. И ведь как хитро придумали, вроде вам от кончиныСоловьевых никакой выгоды: гражданская жена никаких прав на имущество не имеет.Но брак-то оформили по всем законам!

– Ты с дуба упала, идиотка, – прошептала Ксюша, зеленея наглазах, – в первый раз такую чушь слышу.

Я взяла телефон.

– Куда ты звонишь?

– В милицию, следователю Куприну, пусть приедет и самразберется, что к чему!

– Не надо, пожалуйста, не надо…

– Если ты никого не убивала, то и бояться нечего, – отрезалая, тыча пальцем в кнопки.

– Но тогда придется рассказать Антону обо всем, – заплакалаКсюша.

– Об убийстве?

– Да нет, о свадьбе!

– Хочешь сказать, что он не знает о бракосочетании?

– Именно.

– Однако, – ехидно пропела я, – ты внесла его в залрегистрации в глубоком наркозе? Или он был в состоянии гипнотического транса?