Приладив снова кобуру, я спросила:

— Так что, войдем в дом?

У Калеба вид был больной, зато у Мики, Мерля и Джины и всехмоих леопардов — довольный.

— Тебе не разрешат войти в лупанарий спистолетами, — сказал Мерль.

— Для того и нужны ножи, — ответила я.

Он поглядел на меня, будто хотел понять, шучу я или нет.

— Да улыбнись, Мерль, у нее все заживет.

— Я начинаю соглашаться с тем, что говорили крысолюды.

— А что они говорили?

— Что ты можешь напугать до икоты сама по себе, даже небудучи Нимир-Ра.

— Это еще очень слабо сказано, — подтвердила я.

Он приподнял брови:

— В самом деле?

— В самом деле, — неожиданно встрял в разговорНатэниел. Мои коты подтвердили его слова кивками и утвердительным хмыканьем.

— Так почему вы ее не боитесь? — спросила Джина.

— Потому что нас она не старается напугать, —ответил Зейн. Он смотрел на лежащую Элизабет, еще почти не способнуюшевелиться. — Конечно, правила могли и поменяться.

— Только для плохих котят, — сказала я. — Атеперь пошли за крысами — и к волкам.

— И еще лебеди нас ждут, — добавил Мика.

— Лебеди? — удивилась я.

Он улыбнулся.

— Ты завоевываешь друзей, Анита, даже когда несобираешься.

Он протянул мне руку, я помедлила, потом осторожно взяла ее.Наши пальцы переплелись, и мы вместе, рука в руке, пошли по дороге, и это былохорошо и правильно, будто я нашла какой-то пропавший кусок от самой себя.

Зейна я оставила на дороге присмотреть, чтобы Элизабет непереехал случайный автомобиль. Из дому мы пошлем к ней доктора Лилиан.

Остальные леопарды шли за мной и Микой, и впервые с тех пор,как я унаследовала этих котов, я ощущала себя истинной Нимир-Ра. Можетбыть, — но не наверняка, — я их не подведу.

У Рафаэля, царя крыс, был черный лимузин. Мне никогда неказалось, что он из тех, кто владеет лимузинами, и я высказала это вслух. Онответил:

— Маркус и Райна любили устраивать шоу со своимучастием. Мы, крысы, не желаем выставлять себя шутами, потому и лимузин.

— Слушай, я же накрасилась! — ужаснулась я. Онулыбнулся.

Мы ехали на заднем сиденье лимузина, один из крысолюдов велмашину. Мерль и Зейн сидели с ним впереди. Мерль, потому что не желал, чтобы мыехали одни с теми, кого он не знает, и Зейн, потому что я еще не до концадоверяла Мерлю. Хотя у меня не было иллюзий на тему о том, кто из них победит вдраке, если до нее дойдет. У Ричарда могла найтись пара вервольфов, на которыхбы я поставила против Мерля, но было в телохранителе Мики что-топредостерегающее, пугающее — то самое «что-то», которого недоставало всем моимлеопардам. Даже не беспощадность — просто крайняя прагматичность. Было сразуясно, что Мерль сделает ровно то, что нужно сделать, без колебаний, безсочувствия — чисто деловые соображения. Если сама работаешь именно так, тоначинаешь видеть это свойство у других, и тогда глаз с них не спускаешь.

Все предводители ехали на заднем сиденье лимузина, что, намой взгляд, отдавало элитаризмом, но зато мы могли поговорить друг с другом, ктому же никого другого это не смущало. Не знаю, почему мне было неловко, нобыло.

Рафаэль был высокий, смуглый, красивый и очень мексиканскоговида. Говорил он без малейших следов акцента, разве что миссурийского. Сидел онк нам лицом. Да, к нам — мы с Микой сидели напротив. За руки мы не держались.Долгих взглядов друг на друга не бросали. Как ни странно, когда другихлеопардов рядом не было, мне с ним было как-то неловко. Может быть, это мойвсегдашний дискомфорт после близости. Но я не уверена — ощущение было иное. Аможет быть, чем ближе было свидание с Ричардом, тем сильнее я задумывалась, чтоже это я такое творю. Я действительно собираюсь сказать Ричарду, что взяла себелюбовника, другого оборотня? Мы уже расходились и сходились снова, но еслиРичард решит, что я взяла себе постоянного любовника, помимо Жан-Клода, всебудет кончено. А я не хотела полного разрыва, хотя что-то мне подсказывало, чтомой роман с Ричардом не полезен для нас обоих. Мы не слишком хороши друг длядруга. В любви иногда такое бывает.

Отбросив серьезные мысли, я посмотрела на последнего членанашего маленького отряда. Донован Риис был новым царем лебедей нашего города.Ростом он был около шести футов, хотя в сидячем положении это трудноопределить. Цвет кожи у него был сливки с молоком, который обещают рекламистыкремов для лица, если год-другой беречься от загара, но у Донована он былнатурален. Он был белее меня, бел, как Жан-Клод, но у Донована на щекахпросматривался мазок розового, как отлично наложенные румяна. Казалось, видно,как кровь пульсирует под кожей, будто кожа прозрачна. Он не только выгляделживым, он был весьма живым и должен был быть горячим на ощупь.

Глаза у него были светлые, серо-голубые, и цвет их менялся взависимости от его настроения, как летнее небо, которое никак не может решить,то ли остаться мирным, то ли покрыться мохнатыми тучами, то ли разразитьсяливнем прямо тебе на голову. Красота его была четкой, напоминавшей студента избогатой семьи, будто место ему было где-нибудь в кампусе колледжа. Я прямо таки видела, как он дает клятву, вступая в братство, или осушает кружку пива однимдухом. Вместо этого он сейчас ехал с нами на собрание вервольфов, где будетединственным не хищником. Мне это не казалось удачной мыслью.

— Вы спасли моих лебединок, миз Блейк. При этом самичуть не погибли. Я не могу рисковать девушками, они не... — Он глянул насвои сложенные на коленях руки, потом поднял свои непостоянные глаза. —Они вроде вашего Натэниела — жертвы.

— Натэниел ведет мой джип, где все остальные наши люди.

Риис кивнул:

— Да, но форма его зверя — хищная. А у моих девушек —нет. Если они не совладают с собой и перекинутся на собрании, то станут мясом.

— Я согласна с вами, мистер Риис, но разве то же неотносится и к вам?

— Я — царь лебедей, миз Блейк. Я не изменю формы до техпор, пока сам не соизволю.

Сам не соизволю.Такой формулировки я никогда не слышала.Тяжелый случай самовлюбленности. Но я не собиралась его сейчас лечить. Рафаэльпытался его отговорить еще до моего приезда. Мика этого даже не предложил. Оночень здорово умел предоставить мне весь разговор. В мужчинах мне такая чертанравится.

— Вы умеете драться?

— Я не буду обузой, миз Блейк, не беспокойтесь.

Я беспокоилась, поскольку сама чуяла кровь под его кожей. Япочти видела, как она там течет. Он пах мясом, и кровью, и жаром. Едой. Мнекак-то не приходило в голову, что хищника и не хищника можно отличить позапаху. По нежному аромату я сейчас точно знала, что зверь у Рииса слабый итакой, которого легко убить. Мне пришлось проглотить слюну, стараясь успокоитьпульс, но он не успокаивался. Мне хотелось рухнуть перед ним на колени иобнюхать, потереться о него лицом, о его голые руки, до самых коротких рукавов.Из выреза рубашки выглядывала белая майка. Меня подмывало разорвать рубашку —пуговицы фонтаном, — вытащить наручный нож и надрезать майку, обнажитьгрудь и живот. Но не ardeur,не секс были у меня на уме. Я хотела видеть голыйживот, ощутить под зубами мягкое тело, вонзить...