— А не кажется тебе, что он кого-то напоминает? —словно между прочим спросила Мэгги; она растянулась на ковре на полу, подперевкулаками подбородок, и читала книжку.

Фиа с минуту подумала.

— Ну, пожалуй, он немного похож на отца де Брикассара.Так же сложен, и глаза того же цвета, и волосы. Но сходство небольшое, уж оченьони разные люди… Я бы предпочла, чтобы ты читала сидя в кресле, как воспитаннаядевушка, Мэгги. Если ты в бриджах, это еще не значит, что надо совсем забыватьо скромности.

— Кому до этого дело! — пренебрежительно фыркнулаМэгги.

Так оно и шло. В лице какое-то сходство есть, но люди-тосовсем разные и сходство мучает только Мэгги, потому что в одного из этих двоихона влюблена, и ее злит, что другой ей нравится. Оказалось, на кухне он общийлюбимец, выяснилось также, почему он позволяет себе роскошь разъезжать повыгонам весь в белом: он неизменно мил и любезен, совсем очаровал миссис Смит,и она стирает и гладит ему белые рубашки и бриджи.

— Ax, он просто замечательный, настоящийирландец! — восторженно вздохнула Минни.

— Он австралиец, — возразила Мэгги.

— Ну, может, он тут родился, мисс Мэгги, миленькая,только уж кого звать О'Нил, тот чистый ирландец, не хуже Пэддиных породистыхсвинок, не в обиду будь сказано вашему папаше, мисс Мэгги, святой был человек,да возрадуется его душенька в царствии небесном. Как же это мистер Люк неирландец? У него и волосы такие темные, и глаза такие синие. В старину в ИрландииО'Нилы были королями.

— А я думала, королями были О'Конноры, — коварнозаметила Мэгти.

В круглых глазах Минни тоже блеснул озорной огонек.

— Ну и что ж, мисс Мэгги, страна-то была не маленькая.

— Подумаешь! Чуть побольше Дрохеды! И все равно, О'Нилыбыли оранжисты[6], вы меня не обманете.

— Да, верно. А все равно это знатная ирландскаяфамилия, О'Нилы были, когда про оранжистов никто еще и слыхом не слыхал. Толькоони родом из Ольстера, вот кой-кто и заделался оранжистом, как же этого непонять? Только прежде того был О'Нил из Кландбоя и О'Нил Мур, это еще вон когдабыло, мисс Мэгги, миленькая.

И Мэгги отказалась от борьбы — если Минни и воодушевлялкогда-нибудь воинственный пыл независимых фениев[7], она давно егоутратила и могла произнести слово «оранжисты», не приходя в ярость.

Примерно неделю спустя Мэгги снова столкнулась у реки сЛюком О'Нилом. У нее мелькнуло подозрение, уж не нарочно ли он ждал ее тут, взасаде, но если и так, что ей было делать?

— Добрый день, Мэгенн.

— Добрый день, — отозвалась она, не повернувголовы.

— В субботу вечером народ собирается в Брейк-и-Пвл, вбольшой сарай, на танцы. Пойдете со мной?

— Спасибо за приглашение, только я не умею танцевать.Так что ходить незачем.

— Это не помеха, танцевать я вас в два счета обучу. Иуж раз я туда поеду с хозяйской сестрицей, как по-вашему, Боб даст мне«роллс-ройс», не новый, так хоть старый?

— Я же сказала, не поеду! — сквозь зубы процедилаМэгги.

— Вы не то сказали, вы сказали — не умеете танцевать, ая сказал, я вас научу. Вы ж не говорили, что не пошли бы со мной, если б умели,стало быть, я так понял, вы были не против меня, а против танцев. А теперь чтож, на попятный?

Мэгги сердито вспыхнула, поглядела на него злыми глазами, ноон только рассмеялся ей в лицо.

— Вы до чертиков избалованы, красотка Мэгенн, но не векже вам командовать.

— Ничего я не избалована!

— Так я вам и поверил! Единственная сестрица, братья увас под каблучком, земли и денег невпроворот, шикарный дом, прислуга! Знаю,знаю, хозяин тут католическая церковь, но семейству Клири тоже монеты хватает.

Вот она, самая большая разница, — с торжеством подумалаМэгги, — то, что ускользало от нее с первой их встречи. Отец Ральф никогдане обманулся бы внешней, казовой стороной, а этот — глухая душа, нет у неготонкости, чутья, он не слышит, что там, в глубине. Едет по жизни на коне идумать не думает, сколько в ней, в жизни, сложности и страданий.

Ошарашенный Боб безропотно отдал ключи от новенького «роллс-ройса»,минуту молча смотрел на Люка, потом широко улыбнулся.

— Вот не думал, что Мэгги станет ходить на танцы, ноотчего ж, веди ее. Люк, милости просим! Я так думаю, малышке это понравится.Она, бедняга, нигде не бывает. Нам бы самим додуматься, а мы хоть бы раз еекуда-нибудь свозили.

— А почему бы и вам с Джеком и Хьюги тоже непоехать? — спросил Люк, словно вовсе не прочь был собрать компаниюпобольше.

Боб в ужасе замотал головой.

— Нет уж, спасибо. Мы не любители танцев. Мэгги наделасвое пепельно-розовое платье — других нарядов у нее не было; ей и в голову неприходило часть денег, что копились в банке на текущем счету, который завелотец Ральф на ее имя, потратить на платья для балов и званых вечеров. До сихпор она ухитрялась отказываться от всех приглашений, ведь такие люди, как ИнекДэвис и Аластер Маккуин теряются, стоит сказать им твердо «нет». Не то что этотнахал Люк О'Нил.

Но оглядывая себя в зеркале, она подумала — на той неделемама, как всегда, поедет в Джилли, и надо бы тоже поехать, зайти в мастерскуюГерты и заказать несколько новых платьев.

А это платье ей тошно надеть, она бы мигом его скинула, будьу нее другое мало-мальски подходящее. Другое время, другой темноволосыйспутник… а это платье слишком напоминает о любви и мечтах, о слезах иодиночестве, надеть его для вот такого Люка О'Нила просто кощунство. Мэгги ужепривыкла скрывать свои чувства, на людях всегда была спокойна и словно быдовольна жизнью. Она все плотней замыкалась в самообладании, точно дерево всвоей коре, но иной раз среди ночи подумает о матери — и ее пробирает дрожь.

Неужели в конце концов и она, как мама, отрешится от всехчеловеческих чувств? Может быть, так оно и начиналось для мамы в те времена,когда она была с отцом Фрэнка? Бог весть что бы сделала, что сказала бы мама,знай она, что Мэгги стала известна правда про Фрэнка. Та памятная стычка в домесвященника! Словно вчера это было — отец и Фрэнк друг против друга, а Ральф доболи сжал ее плечи. Какие ужасные слова они кричали друг другу. И тогда всестало ясно. Едва Мэгги поняла, ей показалось, что она всегда это знала. Онадостаточно взрослая, теперь она понимает, что и дети появляются не так просто,как ей думалось прежде; для этого нужна какая-то телесная близость, дозволеннаятолько между мужем и женой, а для всех остальных запретная. Сколько же позора иунижения, наверно, вытерпела бедная мама из-за Фрэнка! Не удивительно, что онастала такая. Случись такое со мной, подумала Мэгги, лучше мне умереть. В книгахтолько самые недостойные, самые дурные женщины имеют детей, если они незамужем; но мама ведь не была, никогда не могла быть дурной и недостойной. Какбы Мэгги хотелось, чтобы мать ей все рассказала или у нее самой хватило бысмелости заговорить. Может быть, от этого маме даже хоть немного полегчало бы.Только не такой она человек, к ней не подступишься, а она, уж конечно, перваяне начнет. Мэгги вздохнула, глядя на себя в зеркало, и от души понадеялась, чтос ней самой никогда ничего подобного не случится.