И однако, она молода, и в такие вот минуты, лицом к лицу сосвоим отражением в пепельно-розовом платье, ей нестерпимо хочется живогочувства, волнения, которое обдало бы ее словно жарким и сильным ветром, Исовсем не хочется весь свой век плестись, как заведенной, по одной и той жеколее; хочется перемен, полноты жизни, любви. Да, любви, и мужа, и детей. Чтотолку томиться по человеку, если он все равно твоим никогда не будет? Он нехочет ее в жены и никогда не захочет. Говорил, что любит ее, но не той любовью,какой полюбит муж. Потому что он обвенчан со святой церковью. Неужели всемужчины такие — любят что-то неодушевленное сильней, чем способны полюбитьживую женщину? Нет, конечно, не все. Наверно, таковы только сложные,неподатливые натуры, у кого внутри сомнения и разброд, умствования и расчеты.Но есть же люди попроще, способные полюбить женщину больше всего на свете. Хотябы такие, как Люк О'Нил.

— До чего ж вы красивая девушка, сроду таких невстречал, — сказал ей Люк, нажимая на стартер «роллс-ройса».

Мэгги совершенно не привыкла к комплиментам, она изумленнопокосилась на Люка, но промолчала.

— Правда, здорово? — продолжал он, видимо, ничутьне разочарованный ее равнодушием. — Повернул ключ, нажал кнопку наприборной доске — и машина пошла. Ни ручку крутить не надо, ни на педаль жать,покуда вовсе не выбьешься из сил. Вот это жизнь, Мэгенн, верно вам говорю.

— А там вы меня не оставите одну?

— Конечно нет! Вы ж со мной поехали, верно? Стало быть,на весь вечер вы моя девушка, и я к вам никого не подпущу.

— Сколько вам лет. Люк?

— Тридцать. А вам?

— Скоро двадцать три.

— Вон даже как? А поглядеть на вас — дитя малое.

— Совсем я не дитя.

— Ото! И влюблены бывали?

— Была. Один раз.

— Всего-то? Это в двадцать три года? Ну и ну! Я в вашигоды влюблялся и разлюблялся раз десять.

— Может быть, и я влюблялась бы чаще, только в Дрохедене в кого влюбиться. До вас ни один овчар не решался мне слово сказать,здоровались — и все.

— Ну, если вы не хотите ходить на танцы, потому что неумеете танцевать, вас так никто и не увидит. Ничего, мы это дело в два счетапоправим. К концу вечера вы уже научитесь, а через недельку-другую всех за поясзаткнете. — Он окинул ее быстрым взглядом. — Но уж наверно хозяйскиесынки с других ферм вас и раньше приглашали. Насчет овчаров все ясно, простойовчар понимает, что вы ему не пара, а у кого своих овец полно, те наверняка навас заглядывались.

— А вы меня почему пригласили, если я овчару непара? — возразила Мэгги.

— Ну, я-то известный нахал! — Онусмехнулся. — Вы не увиливайте, говорите по совести. Уж наверно нашлись вДжилли парни, приглашали вас на танцы.

— Некоторые приглашали, — призналась Мэгги. —Только мне не хотелось. А вы оказались уж очень напористым.

— Тогда они все дураки малахольные, — сказалЛюк. — А я сразу вижу, если что стоящее, не ошибусь.

Мэгги не слишком нравилась его манера разговаривать, но вотбеда, этого нахала не так-то просто было поставить на место.

На субботние танцульки народ собирается самый разный, отфермерских сыновей и дочек до овчаров с женами, у кого есть жены; тут же и горничные,и гувернантки, горожане и горожанки любого возраста. На таких вечерах, кпримеру, школьной учительнице представляется случай познакомиться поближе смладшим агентом конторы по продаже движимого и недвижимого имущества, сбанковским служащим и с жителями самых дальних лесных поселков.

Изысканные манеры на таких танцульках были не в ходу, ихприберегали для случаев более торжественных. Из Джилли приезжал со скрипкойстарик Мики О'Брайен, на месте всегда находился кто-нибудь, умеющий подыгратьему не на аккордеоне, так на гармонике, и они по очереди аккомпанировалистарому скрипачу, а он сидел на бочке или на тюке с шерстью и играл безпередышки, даже слюна капала с оттопыренной нижней губы, потому что глотнутьему было недосуг — он не желал нарушать темп игры.

И танцы тут были совсем не такие, какие видела Мэгги в деньрожденья Мэри Карсон. Живо неслись по кругу пары, отплясывали джигу, кадриль,польку, мазурку, водили по-деревенски хороводы то на английский, то нашотландский лад, — партнеры лишь изредка брались за руки либо стремительнокружились, не сближаясь больше, чем на длину вытянутых рук. Никакой интимности,никакой мечтательности. Похоже, все смотрели на такой танец просто как наспособ рассеять безысходную скуку, а ухаживать и кокетничать удобней было внестен сарая, на вольном воздухе, подальше от шума и толчеи.

Мэгги скоро заметила, что на нее смотрят с завистью. На еерослого красивого кавалера обращено, пожалуй, не меньше манящих или томныхвзоров, чем обращалось, бывало, на отца Ральфа, и взоры эти гораздооткровеннее. Так привлекал когда-то все взгляды отец Ральф. Когда-то. Какужасно, что он остался только в далеком-далеком прошлом.

Верный своему слову, Люк от нее не отходил, разве толькоотлучился в уборную. В толпе оказались Инек Дэвис и Лайем О'Рок, оба счастливыбыли бы занять место Люка подле Мэгги. Он не дал им к ней подступиться, аМэгги, ошеломленная непривычной обстановкой, просто не понимала, что имеетправо танцевать со всяким, кто ее пригласит, а не только с тем, кто ее привез.Она не слышала, что говорили вокруг, на них глядя, зато Люк слышал и втайнепосмеивался. Ну и наглец, простой овчар, а увел у них из-под носа такуюдевушку! Люк плевать хотел на них на всех, пускай злятся. Было б им раньше незевать, а проворонили — тем хуже для них.

Напоследок танцевали вальс. Люк взял Мэгги за руку, другойрукой обхватил ее за талию и привлек к себе. Танцор он был превосходный. Ксвоему удивлению, Мэгги убедилась, что ей ничего не надо уметь, толькослушаться, когда он ее ведет. И оказалось, это чудесно — очутиться в объятияхмужчины, ощущать его мускулистую грудь и бедра, впитывать тепло его тела.Мгновенья близости с отцом Ральфом были насыщены таким волнением, что Мэгги нив каких тонкостях разобраться не успела и всерьез воображала, будто чувствовалав его объятиях нечто неповторимое. Но хотя сейчас было совсем иначе, это тожеволновало, и еще как, сердце ее забилось чаще, и она поняла, что и Люк этопочувствовал: он вдруг повернул ее к себе, привлек ближе, прижался щекой к ееволосам.

Пока «роллс-ройс» с мягким урчаньем катил обратно, легкоскользя по ухабистой дороге, а порой и вовсе без дороги, оба почти неразговаривали. От Брейк-и-Пвла до Дрохеды семьдесят миль по выгонам, и ни однойпостройки не увидишь, ничьи окна не светятся, можно начисто забыть, что где-тоесть еще люди. Гряда холмов, пересекающая Дрохеду, возвышается над окрестнымилугами на какую-нибудь сотню футов, но на этих бескрайних черноземных равнинахподняться на перевал — все равно что в Швейцарии достичь вершины Альп. Люкостановил «роллс-ройс», вылез, обошел машину кругом и распахнул дверцу передМэгги. Она вышла и не без дрожи остановилась с ним рядом. Неужели он попытаетсяее поцеловать и все испортит? Здесь так тихо и ни души вокруг.