— Возможно, но я буду чувствовать себя спокойнее, еслисделаю это.

«Он делает это для меня», — подумала она.

Она привстала на цыпочках и легко поцеловала его в губы.

— Будь осторожен, — сказала она и быстро сбежала вниз, такчто Кока-Кола заплескалась у нее в животе. Быстро, но не настолько, чтобы неуспеть заметить, как в глазах у него появилось удивленное, счастливоевыражение. Еще быстрее она спустилась с сеновала, так как чувствовала, чтосейчас ее вырвет. Она-то знала, что дело в Кока-Коле, жаре и ребенке, но чтоподумает Гарольд, если услышит? Поэтому-то она и торопилась выбраться поскорееиз амбара, чтобы он не услышал. И она успела. Как раз.

Гарольд спустился без четверти четыре. Теперь кожа его былаярко-красной, а руки забрызгались белой краской. Пока он работал, Фрэн дремалапод вязом во дворе Ричардсона, в любой момент готовая проснуться, услышав трескдранок и отчаянный крик бедного толстого Гарольда, падающего с высоты девяностафутов навстречу жесткой земле. Но он так и не раздался — слава Богу, и теперьГарольд стоял гордо перед ней — зеленые ноги, белые руки и красные плечи.

— Зачем ты принес назад краску? — спросила она с любопытством.

— Я не хотел оставлять ее там. Это могло бы привести ксамовозгоранию, и наша надпись пропала бы.

Вдвоем они посмотрели на крышу хлева. Свежая краска яркосияла на фоне тускло-зеленой дранки:

УЕХАЛИ В СТОВИНГТОН

В ЦЕНТР ПО ИЗУЧЕНИЮ ЧУМЫ

ПО ШОССЕ № 1 ДО УЭЛЛСА

ПО МЕСТНОМУ ШОССЕ № 95 ДО ПОРТЛЕНДА

ПО ШОССЕ № 302 ДО БАРРА

ПО МЕСТНОМУ ШОССЕ № 89 ДО СТОВИНГТОНА.

ВЫЕХАЛИ ИЗ ОГАНКВИТА 2 ИЮЛЯ 1990 ГОДА

ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР

ФРЭНСИС ГОЛДСМИТ

— Я не знал твоего второго имени, — сказал Гарольдизвиняющимся тоном.

— Все в порядке, — сказала Фрэнни, по-прежнему глядя нанадпись. Первая строчка была написана прямо под чердачным оконцем, а последняя— ее имя — прямо над дождевым желобом. — Как ты умудрился написать последнююстрочку? — спросила она.

— Это было нетрудно, — сказал он застенчиво. — Пришлосьнемного поболтать ногами, вот и все.

— Ой, Гарольд. Ну почему ты не мог поставить только своюподпись?

— Потому что мы с тобой в одной упряжке, — сказал он ипосмотрел на нее с некоторым опасением. — Так ведь?

— Конечно, да… до тех пор, пока ты не свернешь себе шею.Голоден?

Он просиял.

— Голоден, как медведь.

— Тогда пошли поедим. И я помажу твою обгорелую кожу детскимкремом. Тебе надо надеть рубашку, Гарольд. Ты сегодня ночью не заснешь.

— Я буду спать крепко, — сказал он и улыбнулся ей. Фрэнниулыбнулась в ответ. На ужин они ели консервы и пили Кул-Эйд (на этот раз егоделала Фрэнни и не забыла добавить сахар). Позже, когда начало темнеть, Гарольдпришел в дом Фрэнни, что-то таща под мышкой.

— Это принадлежало Эми, — сказал он. — Я нашел на чердаке.Думаю, мама и папа подарили ей эту штуку, когда она закончила восьмой класс. Ядаже не знаю, работает ли она, но я захватил несколько батареек из магазина.

Это был переносной проигрыватель с пластмассовой крышкой,созданный специально для того, чтобы девочки-подростки тринадцати иличетырнадцати лет брали его с собой на пляж или на пикник.

— Что ж, — сказала она. — Давай посмотрим, работает эташтука или нет.

Проигрыватель работал. Почти четыре часа сидели они наразных концах кушетки, а переносной проигрыватель стоял между ними на кофейномстолике. С зачарованной и тихой грустью они слушали музыку мертвого мира,звучащую в летней ночи.

Поначалу звук не вызвал у Стью никакого недоумения. Обычнаясоставляющая часть яркого летнего утра. Он только что миновал город СаутРайгейт, штат Нью-Хемпшир, и теперь дорога вела его по очаровательнойместности, поросшей вязами, нависшими над дорогой и испещрившими асфальтдвижущимися солнечными бликами. Снова раздался этот звук — лай собаки, самаяестественная вещь на свете.

Он прошел почти милю, когда ему пришло в голову, что в этойсобаке есть что-то необычное. Покинув Стовингтон, он видел много мертвых собак,но ни одной живой. Ну что ж, — предположил он, — многие, но не все люди умерлиот гриппа. Ясно, что также случилось и с собаками. Возможно, теперь собакаочень боится людей. Когда она учуяла его, она залезла в кусты и начала лаять, ибудет лаять до тех пор, пока он не покинет ее территорию.

Он поправил рюкзак и заново свернул подложенные под лямкиносовые платки. На ногах у него были «Великаны Джорджии», и три дня ходьбыпочти лишили их изначального лоска. На голове у него была изящная краснаяфетровая шляпа с широкими полями, а на плече болтался армейский карабин. Он недумал, что наткнется на мародеров, но что-то внутри подсказывало ему, чтонеплохо иметь при себе ружье. Может быть, пригодится для охоты. Правда, вчераон видел большую самку оленя, но не выстрелил в нее, приятно пораженный еекрасотой.

Дорога шла вверх. Лай собаки становился все громче и громче.«В конце концов, может быть, я ее увижу», — подумал Стью.

Он шел по № 302 на восток, предполагая, что рано или поздношоссе выведет его к океану. Он заключил с собой нечто вроде договора: «Когда ядоберусь до океана, я решу, что делать дальше». До тех пор я вообще не буду обэтом думать. Он подумывал о том, чтобы раздобыть гоночный велосипед илимотоцикл, на котором он смог бы объезжать время от времени перегораживавшиедорогу разбитые машины, но потом решил идти пешком. Ходьба была для него чем-товроде процесса выздоровления. Пошел уже четвертый день его путешествия. Онвсегда любил ходить, и его тело жаждало активности. До побега из Стовингтона онпросидел взаперти почти две недели, и поначалу чувствовал себя не совсем вформе. Он предполагал, что рано или поздно медлительность продвижения емунадоест, и он раздобудет себе велосипед или мотоцикл, но пока ему нравилосьидти пешком на восток, глядя по сторонам и отдыхая, когда захочется.Мало-помалу безумные блуждания в поисках выхода тускнели в его памяти. Первыедве ночи ему снилась последняя встреча с Элдером, который пришел привести висполнение полученный приказ. В снах Стью всегда слишком долго медлил со стуломв руках. Элдер уклонялся от удара, нажимал на курок, и Стью чувствовал, кактяжелая, но не причиняющая боли свинцовая боксерская перчатка бьет его в грудь.Сон снился ему снова и снова, пока он не просыпался утром, не отдохнув, нобезумно радуясь тому, что он жив. В последнюю ночь сон не повторился. Он не былуверен, что кошмары окончательно прекратились, но подумал о том, что постепеннояд в его организме рассасывается.