Стью отхлебнул еще пива.

— Вы так думаете?

— Разумеется. — Бэйтмен в свою очередь сделал глоток избанки, а потом подался вперед и мрачно улыбнулся Стью. — А теперь, мистерСтюарт Редман из Восточного Техаса, позвольте вам вкратце обрисовать такуюгипотетическую ситуацию. Предположим, существуют Сообщество А в Бостоне иСообщество Б в Утике. Они знают о существовании друг друга и об условиях жизнив чужом сообществе. Сообщество А процветает, так как в числе его членовоказался электрик. Этот парень знал ровно столько, сколько необходимо для того,чтобы снова запустить местную электростанцию. Надо только представлять себе, накакие кнопки нужно нажать, чтобы вывести станцию из режима автоматическогоотключения. После того, как станция снова заработает, она будет продолжатьдействовать также почти в автоматическом режиме. Электрик сможет научить другихчленов Сообщества А, за какие рычаги дергать и на какие стрелки смотреть.Станция работает на нефти, а ее вокруг предостаточно. Так что в Бостоне полныйрай. Есть отопление, чтобы бороться с холодом, есть свет, чтобы читать повечерам, есть холодильник, чтобы пить свой скотч со льдом, как цивилизованныйчеловек. Жизнь почти идиллическая. Нет загрязнения окружающей среды. Нетпроблемы наркотиков. Нет расовой проблемы. Нет ни в чем недостатка. Несуществует проблемы денег или бартера, потому что вокруг достаточно любыхтоваров, чтобы их хватило резко уменьшившемуся обществу на три столетия вперед.Здесь не будет диктатуры. Такие условия диктатуры, как нужда, нехватка,неуверенность, просто не будут существовать. Возможно, Бостоном снова будетуправлять городское собрание.

Но вспомним о Сообществе Б в Утике. Там нет никого, кто могбы запустить электростанцию. Все технари умерли. И им понадобится слишком многовремени, чтобы самим во всем разобраться. А пока они мерзнут по ночам (авпереди — зима), они едят консервы, они несчастны. К власти приходит сильнаяличность. Они рады приветствовать его, потому что они сбиты с толку, замерзли ибольны. Пусть он принимает решение. Разумеется, он так и делает. Он посылаеткого-нибудь в Бостон с просьбой. Не пришлют ли они кого-нибудь в Утику, кто могбы запустить электростанцию? Другой вариант для них — долгое и опасноепутешествие на юг. Ну и что предпринимает Сообщество А, получив такое послание?

— Посылают своего парня? — спросил Стью.

— Клянусь мошонкой Иисуса Христа, — нет! Возможно, и дажевесьма вероятно, что его удержат против воли. В мире после эпидемии техническиезнания заменят золото в роли идеального обменного эквивалента. Ну и чтопредпринимает Сообщество Б?

— Думаю, они пойдут на юг, — сказал Стью и затем усмехнулся.— Может быть. А может быть, они будут угрожать бостонцам ядерной боеголовкой.

— Правильно, — сказал Стью. — Запустить электростанцию онине смогут, но смогут запустить ядерную ракету.

— На их месте, — сказал Бэйтмен, — я бы даже не сталвозиться с ракетой, а просто попробовал бы отсоединить боеголовку и привезти еев Бостон на автофургоне. Как вы думаете, получилось бы?

— Черт меня побери, если я знаю.

— Ну а если даже и не получилось бы, то ведь вокруг — горыобычного оружия, которое ждет, чтобы его подобрали и пустили в дело. А еслиспециалисты окажутся в обоих сообществах, то они могут затеять ядерный конфликтиз-за религии, территориальных претензий или какого-нибудь ничтожногоидеологического расхождения. Вы только подумайте, вместо шести или семи ядерныхдержав мира у нас может появиться шестьдесят или семьдесят прямо здесь, вцентральных районах США. Если бы ситуация была иной, то могла бы начаться войнас использованием камней и палиц. Но ситуация такова, что армия исчезла иоставила на земле все свои игрушки. Тяжело об этом думать, особенно после всеготого, что уже успело произойти… но я боюсь, что в этом нет ничего невозможного.

Воцарилось молчание. Далеко в лесах лаял Коджак. Деньначинал клониться к вечеру.

— Знаете что, — сказал наконец Бэйтмен, — по основе яоптимист. Может быть потому, что у меня низкий порог удовлетворяемости. По этойпричине меня здесь терпеть не могли. У меня есть свои недостатки: я слишкоммного говорю, я — ужасный художник и ужасно легко транжирю деньги. Мне частоприходилось за три дня до зарплаты переходить на диету из сэндвичей сарахисовым маслом, и я приобрел печальную славу в Вудсвилле благодаря тому, чточерез неделю закрывал открытые мною в банке счета для сбережений. Но я никогдане позволял себе падать духом из-за этого, Стью. Эксцентричный оптимист — этообо мне. Единственное проклятие моей жизни — это сны. С детства меня осаждаютудивительно явственные сны. Многие из них были кошмарными. Когда я был мальчиком,это были спрятавшиеся под мостами тролли, которые выскакивали и хватали меня заногу, или ведьма, превращавшая меня в птицу… я открывал рот, чтобы закричать,но оттуда вырывалось только карканье. Вам когда-нибудь снились кошмары, Стью?

— Иногда, — сказал Стью, вспоминая о том, как Элдер,пошатываясь, идет за ним в его снах, и о коридорах, которые никогда некончаются, но лишь замыкаются сами на себя.

— Тогда вы поймете меня. Когда я был тинэйджером, мне снилсяопределенный процент эротических сновидений, как «мокрых», так и «сухих», ноиногда среди них попадались сны, в которых девушка, с которой я был,превращалась в жабу, змею или даже разлагающийся труп. Когда я стал старше, мненачали сниться сны о неудачах, распаде, самоубийстве, сны о кошмарныхнесчастных случаях, приводивших к смерти. Чаще всего мне снилось, как менямедленно раздавливает в лепешку подъемник на заправочной станции. Все это, наверное,лишь вариации на тему сна о тролле. Но я верю в то, что такие сны играют рольобычного психологического рвотного, и люди, которым они снятся, скорееблагословенны, чем прокляты.

— Когда это снится, то не накапливается внутри.

— Совершенно верно. Существует столько гипотез о роли снов,и гипотеза Фрейда пользуется наибольшей, но несколько скандальной известностью,но я всегда считал, что они выполняют обычную гигиеническую функцию, и не болеетого. Сны отражают потребность души в регулярной разгрузке. И люди, которые невидят снов — или не могут вспомнить их, когда проснутся — страдают своего родаумственным запором. В конце концов единственная практическая компенсация заприснившийся кошмар — это то чувство, которое мы испытываем, когда просыпаемся ипонимаем, что это был только сон.

Стью улыбнулся.

— Но недавно мне стал сниться чрезвычайно отвратительнойсон. Он не похож ни на один из прежде виденных мною снов, но каким-тонепостижимым образом он напоминает их все. Как будто… Как будто это сумма всехкошмарных снов. Когда я просыпаюсь, у меня появляется нехорошее чувство, чтоэто был вовсе не сон, а скорее видение. Я знаю, что звучит это все, наверное,как бред сумасшедшего.

— О чем он?